Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада

– Она не сказала, надолго ли уехала?

– Не-а, не сказала. Но думаю, чертовски близко к тому, что насовсем.

Дрю поднялся на крыльцо, топая ботинками, которые вдруг сделались неподъемными, и не от одной только грязи. Под выступом крыши воздух был сухим, но прохладным. Дрю присел на сырой пол рядом с креслом-качалкой, упершись локтями в колени, и прислонился спиной к белой дощатой стене.

Ханна ушла. Бросила его.

Спустя какое-то время Дрю поднял голову и пристально посмотрел на Шило.

– Полагаю, она заставила тебя пообещать, что ты не скажешь мне, куда именно она уехала.

– Отправилась поискать местечко, где сможет воспитать своего ребенка и люди не узнают, что он ублюдок, и не будут думать о его матери как о шлюхе.

Своего ребенка .

Шило с видимым удовольствием оттолкнулся ногой от пола, и кресло скрипнуло.

– Что, так и не спросишь, твой ли ребенок-то?

– Я чертовски хорошо знаю, что мой. – Дрю стукнул по колену кулаком, хотя ему хотелось вдарить по стене со всей дури. Или себе по башке. – Почему она мне не сказала?

– Может, думала, что ты попробуешь отговорить ее, попробуешь заставить оставить все по-прежнему. А ей, небось, неохота было проверять, удастся ли тебе уболтать ее.

– Чертовски верно, я бы отговорил ее! – Дрю провел по лицу ладонями снизу вверх, сдвинув шляпу на затылок. – Шило... скажи, Христа ради, куда она поехала.

Шило встретил его взгляд широко распахнутыми непроницаемыми, карими глазами, которые ничего не выдали Дрю.

– Так она ни словечка не обронила про то, куда едет, маршал Скалли. Вот те крест. Чай, слишком шибко себя убеждала, что не хочет, чтобы за ней кто-то погнался.

– Я бы женился на ней, даже без ребенка. Я ведь собирался сделать предложение...

Кресло-качалка опять скрипнуло.

– Угу. Как же. Жаль только, что из этого «собирался» так ничего и не собралось.

Дрю уставился на пол между разведенных колен.

– Меня останавливали ее проклятые деньги. Одна из причин... Главная причина. У нее их чертовски много.

Шило мягко рассмеялся.

– Да, деньжат у нее предостаточно. Небось владеет доброй половиной этого городишки.

Дрю глубоко вдохнул. Ребра болели, будто после удара в грудь.

– Я просто никак не мог переварить мысль, чтобы жить за ее счет. За счет любой женщины.

– Да, вот на это дело мы с тобой сильно по-разному смотрим, маршал. Я-то всю жизнь ищу богачку, которая взялась бы содержать и ублажать меня до конца моих дней. И как только найду такую, то, не сомневайся, мигом брошу работать и буду целыми днями ловить рыбу, да дремать на солнышке. — Шило рассмеялся и опрокинул бутылку с сарсапарелью горлышком в рот, осушил в два больших глотка, затем причмокнул. – Ну и выпивать помаленьку, не без этого.

Он замолчал, вертя в руках пустую бутылку. Дождь стучал по крыше над головами мужчин.

Шило наморщил темный лоб, словно его обуревали мрачные мысли.

– Есть так много способов показать себя дураком, что, думаю, даже умный мужик хоть в какой-то да вляпается. Но только настоящий дурак станет повторять свои ошибки.

– Да я столько раз твердил этой женщине, что люблю ее, что слова совсем истрепались. В следующий раз, только увижу Ханну, не стану заморачиваться на разговоры. Велю ей закрыть варежку и выходить за меня замуж.

– Вот это уже другое дело!

– При условии, что увижу ее снова. При условии, что потащусь за ней, как бычок на веревочке...

Дрю никогда не относился к тем, кто не погнушается выпрашивать у женщины любовь. Он был слишком горд для этого, слишком уверен в себе в любых вопросах. Даже в трусости своей был уверен, получая тому предостаточно доказательств всякий раз, как спускался в шахту. Может, потому-то Ханна и оставила его — раскусила, что он лишь строил из себя мужчину.

Могли потребоваться месяцы, даже годы, чтобы разыскать беглянку, а Дрю не был индейским разведчиком. К тому же пришлось бы бросить работу и оставить слепого Джере одного заботиться о себе. А, черт, брата он приплел лишь в качестве оправдания. Сейчас у Джере была Лили.

За пределами округа Танец Дождяпростирался огромный мир. Множество пустынных земель, где у мужчины нет иного выбора, кроме как столкнуться с самим собой и узнать, каким человеком он является, а каким – нет. Ему придется столкнуться с трусливым Дрю, который до рвоты боится темноты. И с холуйствующим Дрю, который превратился в шестерку «Четырех вальтов», хотя и продолжал лгать себе, будто по-прежнему независим. И в конце пути он мог отыскать женщину, которой такой Дрю был просто-напросто совсем не нужен.

Дрю поднялся, водрузив шляпу обратно на голову. Дождь так и не прекратился. И внезапно маршал не смог припомнить, когда в последний раз стояла сухая погода.

– Спасибо, Шило, – произнес Скалли, чувствуя, как сжалось горло. Хорошо, что он – суровый маршал с оружием на ремне и жестяным значком на груди. Иначе он бы уже давно ревел как маленький мальчик.

Дрю начал спускаться по ступенькам, но обернулся.

– Она отдала тебе этот дом?

Шило улыбнулся.

– Да, сэр. Давным-давно она обещала, что если когда-нибудь покинет этот дом, будь то ногами вперед или головой, он станет моим. Вот и подарила.

Скалли кивнул.

– Она чертовски хорошая женщина.

– Да, сэр. Лучшая.

Дрю еще мгновение постоял на лесенке, глядя на дом, на окно спальни, в которой они столько ночей провели вместе, а затем вышел в дождь.

Простирающаяся перед ним длинная и пустая дорога исчезала в безбрежных прериях. А за океаном травы горы пронзали небо, бескрайнее и опустошенное. Но мир не настолько огромен и пуст, чтобы женщина с рыжими волосами и хрипловатым голосом могла исчезнуть раз и навсегда.

Особенно, если в душе она хотела, чтобы ее нашли.

* * * * *

Клементина посмотрела на камень, лежащий на ее покрытой рубцами ладони.

– Еще раз объясните мне.

Поджи повернулся к Клементине.

– Говорю прямо, мэм: это, натурально, закон о праве на отвод участка.

Пока с двоих довольных собой старых старателей на кухонный пол капала дождевая вода, Клементина провела большим пальцем по шершавой поверхности образца. Образца, на который пробирщик в Хелене только что выдал заключение о составе этого куска породы – медь почти без примесей.

Клементина слышала о законе про отвод участка и имела общее представление о его смысле. Владельцем жилы являлся собственник земли, на которой эта жила выходит на поверхность или где находится ее верхняя точка, независимо от того, насколько глубоко и далеко простирается месторождение под землей. Иногда, как в случае с медной шахтой «Четыре вальта», верхнюю точку не находили. А случалось, ее обнаруживали на земле, не принадлежащей горнякам, и тогда заваривалась адская каша...