Эжени Прайс - Свет молодого месяца

Он ехал медленно. Эвкалипты и орешник и дикий виноград по бокам дороги на Джорджию были в полном цвету; в сочетании с серым мхом, смягчавшим их расцветку, они были изысканно красивы, и он вспомнил холмы Новой Англии, цветущие буйно, без всякой изысканности, сейчас, как он знал, они становились ярко-красными, темно-бронзовыми, золотистыми. Ему хотелось бы снова когда-нибудь попасть на Север. Он всегда будет любить Новую Англию, всегда будет ощущать себя ее частичкой, так же, как он был частичкой Америки. Его соседям, казалось, все больше и больше нравилось считать себя особыми людьми, не входящими в эту страну. Даже Анне-Матильде Кинг все это надоело, ей хотелось, чтобы ее муж бросил все и вернулся домой. Жизненные трудности заставляли людей держаться за свои дома. Хорейс хотел быть хорошим плантатором, но ему теперь было ясно, что одной из его целей было доказать, что возможно успешно выращивать хлопок, не противопоставляя себя другим областям страны. Какой-то способ должен быть, и если он возможен для одного человека, — для него, — он обязательно найдет его. И не надо сразу бежать защищать границу; надо оставаться там, где надежно укреплены его корни. Ему хотелось бы поговорить с капитаном Стивенсом сегодня, но его друг управлял «Великолепным» где-то между Сент-Саймонсом и Чарлстоном; это была его последняя поездка перед свадьбой в ноябре. Хорейс улыбнулся. Счастливые люди капитан Чарльз и его избранница.

Проезжая мимо дома Эбботов, он краем глаза увидел, что тринадцатилетняя Дебора, в голубом платье, украдкой смотрит на него сквозь отверстие в живой изгороди, там, где кончались поля плантации. Он повернул Долли и поехал назад.

— Мисс Дебора! — Ответа не было. — Мисс Дебора, вы прячетесь от меня? — Ответа снова не было, только чирикал крапивник и кукарекал петух.

Хорейс подвел Долли к живой изгороди, и, хотя было ясно видно голубое платье Деборы, сидевшей, сгорбившись, в соломе, он решил не смущать ее и поехал дальше, улыбаясь. «Она — прелестный ирландский эльф», — подумал он, и пустил старую Долли в галоп, чтобы не заставлять Мэри еще ждать. На следующее утро, снова отправляясь в Розовую Горку, он заметил за изгородью нечто розовое, но не стал останавливаться. В течение остальной недели цветное пятно менялось из розового в голубое, потом в белое, потом в желтое, а утром в субботу, проезжая очень медленно мимо дома Эбботов, Хорейс увидел два цветных пятна, красное и зеленое. Маленькая сестричка Деборы, Энни, крикнула из-за изгороди «Хэлло», и тайное стало явным. Энни выбежала навстречу ему, и Деборе ничего не оставалось, как встать; ее серые глаза были широко раскрыты, а хорошенькое личико было почти такого же красного цвета, как платье, которое, как она думала, она прятала за изгородью.

Хорейс улыбнулся ей.

— Доброе утро, мисс Дебора. Давно я вас не видел.

— Правда? — спросила она доверчиво.

— Что вы там делаете за изгородью? Вы потеряли что-нибудь?

— О, нет, мистер Гульд, она ничего не потеряла, — вмешалась Энни. — Считается, что мы гуляем перед тем, как придет наш учитель.

— Ах, вот что. А потом вы обе занимаетесь все утро, так?

— Да, сэр, — ответила Дебора.

Она была так тонко хороша, в солнечном цвете, он мог бы смотреть на нее без конца. Она держалась очень прямо, и, несмотря на румянец смущения, вела себя со спокойным самообладанием, редко встречающимся у таких молодых девушек. Он нахмурился.

— Мисс Дебора, вы почти взрослая.

— Правда?

— Клянусь вам, я этого не замечал до сих пор, вы почти совсем молодая барышня.

— Это нехорошо, мистер Гульд?

— Совсем нет. Почему вы спрашиваете?

— Вы так ужасно хмуритесь.

Он рассмеялся, раздосадованный тем, что его смутила такая маленькая девочка.

— Ну, я невежливо себя веду, раз хмурюсь. Вы очень хорошенькая, знаете ли вы это, мисс Дебора?

— Я не была уверена, — сказала она застенчиво, — я надеялась, что я хорошенькая.

Он опять засмеялся.

— Ну, можете перестать надеяться. Вы хорошенькая. Но эти занятия важнее. Учитесь как следует, обе. Привет от меня тете Эббот.

В начале марта 1844 года Джеймс Гульд сказал Джону, мужу Ларней, что они вместе поедут на Север.

— Ты и Хорейс нужны здесь, дочка, — сказал он Мэри, упаковывая необходимые документы в переносную конторку с бронзовыми застежками и укладывая в потайной ящичек несколько золотых монет. — Я хочу, чтобы со мной поехал именно Джон. Это не поездка ради удовольствия. Я хочу выздороветь, чтобы снова выезжать в поля. Я прочитал, что в банях в Саратоге лечат новым массажем. Я хочу, чтобы Джон выучился этому массажу, и тогда он сможет массировать меня, когда мы вернемся. Я не собираюсь больше сдаваться этому ревматизму.

Когда его экипаж исчез из вида, и все люди с обеих плантаций, пришедшие проститься, вернулись на работу, Хорейс и Мэри медленно пошли к парадной лестнице Розовой Горки и сели.

— Надеюсь, это поможет ему, — сказал Хорейс.

— О, и я тоже. Бедный папа сильно страдал, — слишком сильно. — Она прислонила голову к дверному косяку. — Я уже начинаю скучать о нем.

— Конечно. Но мы можем о нем не беспокоиться, раз Джон с ним. И, кстати, надо помнить: теперь, раз папа и Джон уехали, мне следует отправиться на поля.

— Подожди еще. Все работают. Мне хочется выяснить, Хорейс. — Она пристально посмотрела на него.

— О чем?

— Ты изменился. Ты что-то замышляешь такое, о чем ты мне не сказал?

— Абсолютно ничего.

Хорейс, ты же не умеешь лгать. Ты не собираешься покинуть нас?

— Нет, — ну, не в ближайшее время.

— Я так и знала! Куда? Куда ты собираешься?

— Я не знаю. И я не лгу. Тебя же не должно удивлять, что мне хочется когда-нибудь завести свой собственный дом. Жить в Блэк-Бэнксе с Джимом — как мне ни жаль его, и как я ни люблю этот дом — это жить, как в кошмаре. Кроме того, мне там нет места.

— Есть, — ты так много работал на этой земле!

— Моя работа не имеет никакого отношения к тому, кто именно владеет землей. Земля принадлежит Джиму и никогда не будет моей; я бы думал, что ты пожелаешь мне поскорее оттуда убраться, прежде чем я еще больше полюблю ее.

— Ты так любишь Блэк-Бэнкс?

— Да. Но не все ли это равно?

— Хорейс, ты думаешь когда-нибудь жениться?

— Кто же захочет выйти за человека, у которого нет земли?

— Я не об этом спросила.

— Ну, ладно, — конечно, думаю.

— Это не мое дело, да?

Хорейс обнял ее.

— Может получиться, что у папы будет холостяк-сын, в пору его незамужней дочери. Ты меня избаловала.

Мэри встала, и ее карие глаза были так серьезны, что он перестал улыбаться.

— Я знаю, с кем бы ты мог быть очень счастлив, сказала она.

— Не шути.

— Я не шучу.

Он тоже встал.