Эжени Прайс - Свет молодого месяца

— Знаешь, лучше не говори мне. Какой в этом смысл? У меня нет ничего, что я мог бы предложить жене.

— А я все равно хочу сказать. Маленькая Дебора Эббот.

Хорейс посмотрел на нее раскрытыми глазами, открыл рот, чтобы возразить, но не смог произнести ни одного слова.

— Ты можешь подождать ее, Хорейс. Ты можешь подождать.

На полдороге к южному полю Сент-Клэра, где он собирался присмотреть за севом в этот день, Хорейс изменил решение и поехал в Блэк-Бэнкс. Джим был в полях, Ка варила мыло на заднем дворе, Адам сгребал листья; он мог побыть в доме в одиночестве. У него было чувство, что он делает глупости, он совершенно не разбирался в причинах своего желания вернуться в эти комнаты. Он совершенно не понимал, что он будет делать, когда будет там. Он привязал Долли у парадного крыльца, медленно поднялся, прошел по широкой веранде и повернул ручку двери.

Тихая, просторная гостиная приветствовала его — именно его. Это опять был его дом, единственный дом, где он чувствовал себя на месте. Ему было тридцать два года и он запаздывал во всем. У капитана Чарльза Стивенса был собственный дом и два судна, и он откладывал деньги для покупки еще третьего судна. Он был женат и у него был его первый ребенок.

Хорейс прошел через стеклянные двери, из гостиной на веранду. Сияющий весенний солнечный свет падал на зелень на диких миртах, которые стояли по краю болота, выделял крохотные листики и серебрил их; превращал жесткую коричневую траву и перистую осоку в узоры из стекла, — блестящие полукружья, сложные переплетения рассеянного света. Ка пела на заднем дворе, помешивая мыло деревянной лопаткой; грабли Адама скрипели где-то сбоку; цесарки в птичнике издавали жалобные звуки; пересмешники и кардиналы перелетали с дерева на дерево, отмечая свои владения, объявляя свои права. Весна была временем сделать заявку на владения, начать создавать мечту. После весны будет поздно. Как Мэри поняла то, в чем он не сознавался себе? Он опаздывал. Можно ли ждать? И верно ли, что ему не хватало именно маленькой Деборы Эббот?

Он прислонился к решетке веранды, повернувшись спиной к красоте весеннего болота. Внезапно он тронул грубую, испещренную ракушками стену дома, приложил к ней обе руки. «Дорогой дом, — прошептал он. — Если бы только ты принадлежал мне. Если бы ты принадлежал мне, все бы встало на место».

Всю свою жизнь он говорил о том, чтобы найти себя. А разве человек мог найти себя, если он ждал, чтобы жизнь повела его за руку? Разве человек, если он чего-то стоит, не берет сам жизнь в руки? Тридцать два года он бесцельно скользил, уверяя себя, что впереди его что-то ждет, какое-то особое предназначение, — но всегда впереди, не рядом. Почему он предполагал, что его ожидает что-то особенное, именно для него приготовленное? Разве человек не сам создает план своей жизни? Как он мог довольствоваться той тяжелой работой, которую он выполнял для Джима? Согласиться на жизнь в запасной комнате в доме другого человека? Ждать и ждать, пока появится мечта? Он повернулся назад и посмотрел на широкие пространства болот вдоль реки Блэк-Бэнкс, по направлению к морю. Капитан Чарльз был прав: «Сначала мечтаешь, потом работаешь как черт, чтобы мечта осуществилась». Жизнь не должна быть щедрой по отношению к тем, кто плывет по течению, кто ждет подходящего времени, подходящего места и подходящего человека.

На этот раз он не удовлетворился только принятым решением. Он перешел к действию.

Сидя напротив Мэри Эббот на ее завитом виноградом переднем крыльце, Хорейс должен был сдерживаться, пока она любезно болтала о том о сем. Тщетность его ожидания стала такой реальной, такой мучительной, — ему хотелось сразу выложить этой приятной, веселой даме все, о чем он начал мечтать. Она чинила разорванное место в мягком голубом платье, которое он когда-то видел на Деборе, она не требовала от него участия в разговоре, она была просто довольна его посещением.

— Да, семья моего мужа, Эбботы, были потомками длинной цепи выдающихся предков, — говорила она. — Один из них стал архиепископом Кентерберийским, его звали Джордж, как моего дорогого мужа. Другой, Роберт, то же имя, как у покойного отца Деборы, — был епископом Солсбери. И, Хорейс, что мне больше всего нравится, — это то, что джентльмен, который стал архиепископом, был одним из восьми духовных лиц, которые перевели Библию по распоряжению Джеймса, Верховного архиепископа. Может быть, мне это нравится особенно потому, что те две книги, которые он перевел, мои любимые, — Апостолов и Евангелие от Луки.

Хорейс теперь стал прислушиваться, — это были люди, принадлежавшие к родне Деборы, — очень-очень давно, но все-таки ее родственники.

Мэри Эббот кончила починку, оторвала нитку, разгладила шов на коленях и отложила голубое платье.

— Интересно, где дети? Дебора обычно так долго не отсутствует. Особенно раз она слышала, как вы подъехали.

Он наклонился к ней.

— Миссис Эббот!

— Да, Хорейс?

— Вы — вы, ведь, официальный опекун Деборы, не правда ли?

— Да, и могу сказать, что люблю ее как будто она мой ребенок. Она все хорошеет, становится как картинка, не правда ли?

— Красивее, чем картинка, — пробормотал он, стараясь найти возможность начать разговор.

— Вы бы видели ее мать, Хорейс. Она была не такая живая и решительная, как Дебора, настоящая красавица. Ее смерть, я думаю, и свела в могилу отца Деборы. Во всяком случае, он умер шесть месяцев спустя. Скажите, Хорейс, как идут дела у вашего отца на Севере? Он вам писал?

Удобный момент был потерян.

— Он пишет раз в неделю, и по-видимому, ванны и массаж помогают ногам, спасибо. — Мэри ждала его. Ему надо было уходить. — Я слишком долго у вас задержался. Прошу вас передать самый лучший привет мисс Деборе и маленькой мисс Энни.

Он приходил каждый день в течение двух недель и только один раз ему удалось увидеть Дебору. Однажды днем она прибежала, чтобы показать тете крольчонка, найденного ею; увидев Хорейса, она отчаянно покраснела, засунула крольчонка в карман передника и убежала.

— Она очень странно ведет себя последнее время. Но приходится быть терпеливой, когда девочки начинают превращаться в женщин.

Мэри Эббот засмеялась.

— Самое трудное заключается в том, что невозможно определить, то ли они взрослеют и превращаются в женщин, то ли возвращаются к детству, — их не разберешь.

— Миссис Эббот!

— Да, Хорейс?

— Миссис Эббот, я хочу жениться на Деборе.

Она уронила шитье на колени и воззрилась на него. Потом на лбу у нее появилась маленькая морщинка.

— Вы… вы хотите жениться на Деборе?

— Да, хочу.

— Но, Хорейс, она же еще ребенок.

— Я могу подождать.

Мэри Эббот глубоко вздохнула, потом рассмеялась.