Кэтлин Вудивисс - Зимняя роза

23 октября 1792 года

Северная Англия

«Замужество!»

Эриенн Флеминг отошла от камина и со стуком поставила кочергу в стойку, давая выход нарастающему, несмотря на еще ранний час, раздражению. За окном порывистый ветер весело хлестал по свинцовому подоконнику крупными разлетавшимися брызгами каплями дождя и колючими ледяными иголками, насмехаясь своей беззаботной непринужденностью над оковами, которые она ощущала в своей душе. Беспорядочная круговерть черных туч, почти цеплявшихся за черепичную крышу дома мэра, отражала чувства этой элегантной темноволосой молодой женщины. Она смотрела на пламя камина, а в глазах ее, как бы сами собой, загорались сиреневые огоньки.

«Замужество!»

Это слово снова вспыхивало в ее голове. Когда-то символ девических грез, с недавних пор оно стало синонимом глупости. Нет, она не была против брака как такового. Под тщательным руководством своей матери она готовила себя стать подходящей женой все равно для какого мужчины. Вот только ее отец, тот самый мэр городка Мобри, был полон решимости пристроить ее к любому туго набитому кошельку. Его не волновало, каких карикатурно глупых, оплывших жиром или худых, как скелет, женихов приводило это его стремление к ее двери. Все другие положительные качества, включая воспитанность, казалось, были для него не важными и даже не заслуживающими внимания. Если мужчина был богат и хотел жениться, то он становился подходящим претендентом на руку дочери. Жалкой компанией оказались эти женихи, но все же — тонкие дуги бровей Эриенн сомкнулись в сомнении, — возможно, это было лучшее, чего мог добиться ее отец без приманки в виде весомого приданого.

«Замужество! Брр!»

Эриенн пробормотала это слово с удвоенным отвращением. Она быстро расставалась с розовыми грезами юности и начинала смотреть на супружество как на нечто не слишком уж приятное. Конечно, для молодых дам презрение к подобранным суженым вовсе не было редкостью, однако после смотрин, которым ее подвергли, Эриенн, знавшая характер своего отца, питала мало надежд на то, что в будущем его выбор изменится в лучшую сторону.

Эриенн беспокойно подошла к окну и задумчиво посмотрела через ромбовидное стекло на извилистую, мощенную булыжником, бежавшую через городок дорогу. Деревья, окружавшие дом, едва проступали из-за дождевых потоков неясными, похожими на скелеты силуэтами. Ее взгляд скользнул по пустынной улице. При мысли, что едва лишь час отделяет ее от встречи с нежеланным вздыхателем, внутри у девушки возникла тупая боль, словно после тяжелой пищи.

У нее не было ни малейшего желания изображать милую улыбку ради очередного фигляра, и она очень надеялась, даже молила об этом Бога, чтобы на дороге по-прежнему было пустынно. В самом деле, если бы размокший от дождя мост рухнул под тяжестью экипажа ее визитера и все это погрузилось бы во вспенившуюся воду, чтобы никогда не возникнуть снова, она не очень бы горевала. Человек был ей незнаком, это было нечто безликое, выделявшееся из всего остального только именем, которое ей лишь недавно назвали. Сайлас Чамберс! Каким же он окажется?

Эриенн осмотрела скромную гостиную и подумала, как он воспримет ее жилище и будет ли его пренебрежение очевидным. Хотя дом был не хуже, чем любой другой в городке, спартанская обстановка моментально сообщала об отсутствии богатства. Если бы не то обстоятельство, что резиденция полагалась отцу по должности, ему было бы не просто позволить себе иметь такой дом.

Эриенн смущенно разгладила потертый бархат своего темно-лилового платья и понадеялась, что никто не обратит внимания на его фасон, уже вышедший из моды. Гордость ее слишком часто оказывалась уязвленной надменным высокомерием жеманных пижонов, которые ставили себя намного выше и не чувствовали необходимости скрывать это. Бедность ее приданого плохо сочеталась с их тяжелыми кошельками. Эриенн страстно хотелось показать этим самоуверенным невежам, что она хорошо образованна и, уж конечно, лучше, чем они, воспитана. Однако такие попытки вызывали ледяное неодобрение отца.

Эйвери Флеминг полагал необязательным и даже дерзким, если образование любой представительницы прекрасного пола выходило за рамки основных обязанностей женщины. И уж разумеется, оно не должно было распространяться на математику и словесность. Если бы не наследство и упрямая настойчивость матери, такая роскошь, как школа, не была бы дарована дочери. Анджела Флеминг благоразумно оставила за собой часть своего состояния, чтобы осуществить это, и Эйвери ничего не мог возразить, принимая во внимание, что это он за время их совместной жизни растратил большую часть этого богатства на свои разнообразные прихоти.

Те же самые возможности, что и Эриенн, были щедро предоставлены ее брату Фэрреллу. Однако меньше чем через год учебы в высшей семинарии молодой человек выразил резкую неприязнь к «напыщенным молитвам и туманным наукам кучки скучных стариканов» и оставил карьеру ученого, чтобы вернуться домой и «изучать дело своего отца», хотя то, что он имел в виду, осталось неясным.

Мысли Эриенн, как лани, разыскивающие корм, пронеслись через те долгие месяцы, что прошли после смерти матери. Она вспоминала часы, что провела в одиночестве, пока отец и брат играли в карты или сидели за бутылкой с соседями, или как они ездили в Уэркингтон и видели моряков в порту. Без тщательной экономии матери тощее состояние семьи быстро улетучилось, а с потерей его пришло совсем уж беспрерывное затягивание поясов, что, в свою очередь, вело ко все большему давлению со стороны отца в отношении замужества. До критической точки это давление дошло после того, как брат был ранен в яростном и неравном поединке, в результате которого его правая рука повисла как плеть: локоть был неестественно вывернут, а ладонь ослабела и почти не работала. С тех пор отца словно охватила лихорадка — лишь бы найти ей богатого мужа.