Анри де Ренье - Полуночная свадьба

— А доктор сказал мне, что дело неважно, что моя опухоль — плохой признак; мне нельзя подниматься по лестнице и носить тяжести. Мне нужен покой, вот что он сказал мне. Покой, благодарю покорно! А на что я буду жить?

И Франсуаза в первый раз без горечи подумала о богатстве ле Ардуа. Она видела бедную Олимпию в уголке замка Гранмон, и большие, увенчанные коронами орлы на его наполеоновском фасаде простирали свои крылья над милой старухой, которая со своими толстыми ногами, хохолком на голове и круглыми глазами напоминала неуклюжую, окоченевшую мохнатую курицу.

Де Гангсдорф пропускал мимо ушей предложения де Серпиньи об основании товарищества на вере и поговаривал о возвращении в Венецию. Раздосадованный неудачей, Серпиньи искал кого-нибудь, кто мог бы заменить Гангсдорфа и ссудить необходимые средства для учреждения Дома огня. Правда, г-жа де Бокенкур обещала свою помощь, но ее источников не хватало.

Однажды, когда де Серпиньи зашел повидать старика ла Перша, горшечника, тесная лавочка которого располагалась на улице Пирамид, туда зашел г-н Потроне купить глиняный кувшин. Потроне стал коллекционером. Несколько неудачных падений отбили у него вкус к верховой езде, и он начал увлекаться глиняными поделками, загромождая ими свою квартиру. При виде г-на Потроне у ла Перша де Серпиньи вдруг осенило: Потроне богат и тщеславен; вдобавок он скучал. Устав от роли мужа умной женщины, он решил создать собственный имидж. Предложение де Серпиньи ему пришлось по вкусу. Художественное предприятие в компании с таким видным лицом представлялось ему необыкновенно счастливым случаем и, по мнению Потроне, вполне стоило суммы, которую просил у него Серпиньи. Больше того, он не мог сдержать даже своей радости, когда Серпиньи посвящал его в подробности своего проекта. Открытие Дома огня приурочивается к Всемирной выставке. Прекрасные изделия Лувесьенской фабрики будут иметь европейский успех и положат начало грандиозному делу.

Де Серпиньи остался доволен встречей с Потроне, но зато ему причинял беспокойство Вильрейль. Молодой человек становился все более мрачным, возбужденным и капризным. Его поведение объяснялось чрезмерным переутомлением в работе, на что Серпиньи не обращал внимания. Вильрейль стал резким и недоверчивым. Лотерея на празднестве в Лувесьене вызвала у него большое раздражение. Де Серпиньи не удалось убедить его в ее необходимости. Вильрейль, несомненно, был одержимым, но Серпиньи не мог обойтись без него. Конечно, когда начнет функционировать Дом огня, можно будет подыскать сколько угодно искусных рабочих для шаблонных изделий, и де Серпиньи сам станет руководить ими. Но только Вильрейлю подвластно создавать шедевры и относиться равнодушно к отбираемой у него славе, которую приписывал себе де Серпиньи. Вильрейль ему совершенно необходим. Серпиньи решил как можно дольше оставить его в неведении насчет своего истинного плана, на который в нужный момент он надеялся уговорить его. Приехавшего в Лувесьен Потроне обсудить их общие теперь дела де Серпиньи принял в комнате, которую он называл «Плодовым садом». Комната служила для хранения произведений из его печей. На полках комнаты стояли созревшие эмалевые фрукты, аккуратно снабженные этикетками, вазы всевозможных форм, тонкие и пузатые, массивные и легкие, пестрые и одноцветные, маленькие и большие, шероховатые и гладкие, матовые и прозрачные. Г-н Потроне почтительно и покорно слушал де Серпиньи. С записной книжкой в руке Серпиньи называл ему продажные цены на будущее. По его словам, выходило, что каждая из вещей найдет толпы покупателей, и движением своего карандаша он распределял их по всем четырем концам света, прививая всюду вкус к новому искусству и упрочивая репутацию Дома огня. Заказы польются рекой. Эмалевые фрукты принесут обильный урожай.

Де Серпиньи воодушевился и не слышал, как вошел Вильрейль. Его заметил Потроне в углу мастерской. Маленький смуглый человек с всклокоченными волосами и горящими глазами стоял неподвижно и слушал их разговор. Наконец, его увидел и Серпиньи.

— Вы здесь, Вильрейль? — де Серпиньи сжался от страха и неожиданности.

Вильрейль, не обратив внимания на его вопрос, жестом показал на сверкающие вазы, покрывавшие полки.

— Значит, все они будут проданы? — Хриплый голос Вильрейля с шипеньем вырывался из горла.

Он откинул волосы назад. Глаза его, полные слез, блестели на загорелом лице. Он сложил грязные руки, которыми он вылепил и с помощью огня создал из бесформенной глины плоды эмалевого сада. Его руки наделили их формами и красками. Его пальцы хрустнули.

— Продано! — Он закричал от бешенства и внезапно схватил железный лом, лежавший подле него, и размахнулся им над головой. Де Серпиньи и Потроне невольно попятились от его неожиданного движения.

— Полно, Вильрейль, успокойтесь! — де Серпиньи сделал шаг по направлению к нему, но остановился, испугавшись. Вильрейль стал громить полки. Со всех сторон полетели осколки. Вазы раскалывались или падали, издавая глухие звуки. Одни гибли на месте, рассыпаясь на куски, другие, обезглавленные, продолжали стоять, третьи, только задетые, качались. Плоды раскрывались. Большая зеленая амфора рухнула. Пол покрылся обломками.

Вильрейль, не переставая, разбивал сделанные им вещи. Серпиньи, позеленевший и прижавшийся к стене, по временам яростно кричал, когда разбивалась особенно ценная вещь. Вдруг Вильрейль остановился. Осмотревшись кругом, он швырнул оземь железный лом, покатившийся к ногам де Серпиньи, затем стал вырывать клочьями свои растрепавшиеся волосы. И, наконец, убежал с воем, словно раненый зверь.

Два дня спустя в газетах появилась следующая заметка:

«В Лувесьенской мастерской г-на виконта Жака де Серпиньи третьего дня произошел несчастный случай, уничтоживший все собранные им глиняные изделия. Неоценима гибель единственной в своем роде коллекции, над которой г-н виконт де Серпиньи работал в течение нескольких лет и которая должна была появиться на Всемирной выставке 1900 года.

Г-н де Серпиньи оказался раненым в руку столь несчастливо, что без сомнения будет вынужден отказаться от своего искусства, ибо он не желает никому открывать секреты создания уникальных произведений. Вспомним, что г-н де Серпиньи собственноручно лепил, раскрашивал и обжигал удивительно красивые вазы и эмалированные фрукты, столь безупречные в отношении формы и материала.

Принятое им решение свидетельствует о том, что он — подлинный артист своего дела. К счастью, г-н виконт де Серпиньи может вознаградить нас другим способом. Писатель утешит нас за потерю горшечника. Всем известно, что г-н виконт де Серпиньи — автор интересного «Парадокса о стекольном искусстве», и говорят, что он подготавливает несколько работ, которые, несомненно, привлекут внимание почитателей художника, аристократа, чья рана, как мы можем сообщить, уже на пути к излечению».