Дениза Робинс - Жонкиль

Роланд промычал что-то нечленораздельное. Жонкиль крутила вокруг пальца обручальное кольцо. Уголки ее губ дрожали.

— Боюсь, что для него это будет потрясением, ужасным потрясением, и громадным разочарованием. Он надеялся, что я буду известным ботаником, великой женщиной; а бабушка хотела сделать из меня настоящую маленькую леди.

— Какой вздор все это, — сказал Чартер. — Ты родилась на свет для того, чтобы быть естественной, любящей удовольствия девушкой, а не очкастым ботаником или повелительницей гостиных, бедный ребенок!

— Ну уж и ребенок! — сказала Жонкиль с негодованием.

— Конечно, ребенок, — настаивал Роланд. — Хотя, я думаю, у тебя были мечты о любви и замужестве. Это естественно для женщин — мечтать о любви и романтике, не так ли?

— О, нет. Масса девушек интересуются теперь только спортом и смеются над любовью.

— И в этом есть своя романтика, — сказал Роланд, — а девушкам, которые подражают мужчинам, все равно не остается ничего другого, как стать женственными, когда они встретят того, кого им суждено полюбить.

— Я должна признаться, я сразу влюбилась в тебя, — прошептала Жонкиль. — Я забыла обо всем, кроме тебя.

Он взял ее руку и рассматривал ее, улыбаясь.

— Слава Богу, что ты не стремишься подражать мужчинам, дорогая, — сказал он.

— Но боюсь, что я больше знаю о мотыльках, чем о том, как быть элегантной, — вздохнула она.

— Я люблю тебя такой, какая ты есть, совершенно естественной, — сказал он. — Хотя нам придется избавляться от пристрастия к ловле мотыльков и к другим подобным удовольствиям!

Еще несколько дней тому назад он относился к ней безразлично, ему казалось, что она слишком худая, слишком загорелая, слишком юная, чтобы быть красивой.

— Я рада, что ты пришел и научил меня любить, Роланд, — сказала она. — Это самая замечательная вещь в мире.

— Не думай слишком много об этом, дитя, — сказал он резко. — Не будь слишком сентиментальной. Смотри на вещи более трезво. Доля цинизма никогда не помешает женщине на крутых поворотах. А розовые грезы... Что ж, после них гораздо тяжелее подниматься, когда жизнь собьет тебя с ног.

— Я не боюсь жизни, — сказала она гордо, — ты ведь защитишь меня от ее ударов, правда, Роланд?

— О, Боже, — простонал он, поддразнивая ее, — ты, я вижу, намерена во всем полагаться на меня?

— И материально тоже, — рассмеялась она в ответ. — У меня в сумочке не более десяти шиллингов.

Он стал серьезным.

— Давай не будем говорить о деньгах, — сказал он. — Это больной вопрос. У меня нет состояния. Ты привыкла к достатку, а...

— Не о чем особенно беспокоиться, — перебила она. — Отец простит меня, когда он увидит тебя и узнает, какой ты, Роланд. Тогда у меня снова будет все, что я захочу.

— Я не собираюсь жить на деньги своей жены, — сказал Роланд. — У нас будет всего одна свободная неделя, Жонкиль, затем я должен работать.

— Было бы замечательно найти какую-нибудь крохотную квартирку в Лондоне. Я бы готовила, пока ты работаешь, — сказала она весело.

«Бог мой, какой она еще ребенок. Она, кажется, еще не понимает, что она сделала, выйдя замуж за меня сегодня утром! Господи, зачем я это сделал?» — думал Роланд. В этот момент он почувствовал ее пальцы на своей руке.

— Роланд, — сказала она тихим, дрожащим голосом ему на ухо, — я не боюсь ничего на свете, пока ты любишь меня.

Он крепко обнял ее.

— Я действительно люблю тебя, Жонкиль, — сказал он тоже шепотом. — Гораздо больше, чем раньше, верь мне!

— Скажи мне, это правда, что я один раз прочитала про мужчин и любовь...

— Что, дорогая?

— Байрон сказал, что любовь мужчины и жизнь мужчины идут раздельно, но смысл жизни женщины — в любви...

Роланд вдруг прижал ее темную головку к своему плечу. Он не мог больше выносить вопрошающего взгляда ее тревожных, невинных глаз.

— Я не знаю, дорогая, — сказал он. — Возможно, это правда. Любовь не значит так много для мужчины, как для женщины. Я хочу сказать, мужчина не может вечно говорить о любви и целоваться, а девушка, видимо, наоборот. Но не забивай этим свою прелестную головку. Смотри-ка, мы уже на вокзале. Поправь свою шляпку, дорогая, и выскакивай поскорей, а то мы опоздаем на поезд.

Жонкиль повиновалась. Не думая больше о проблемах любви, она шла рядом с мужем через многолюдный вокзал в багажное отделение. Какие сомнения в любви и преданности Роланда могли у нее быть? Он проявил себя настоящим возлюбленным — тем нежным, поддразнивающим, восхитительным возлюбленным, перед которым не может устоять ни одна женщина. У нее еще были какие-то опасения, когда она рано утром попрощалась с бабушкой и украдкой проскользнула с чемоданчиком к выходу за спиной миссис Риверс. Обычно утром она брала корзинку и ножницы и срезала цветы, чтобы поставить их на стол. Вместо этого она убежала, убежала из Риверс Корта и от надоевшей рутины деревенской жизни — навстречу тайному замужеству, навстречу новой, увлекательной, волнующей жизни. Она понимала, что она сделала и как ужасно рассердится мистер Риверс. Но она была уверена, что когда он познакомится с ее мужем, он простит их. Никто не может не любить Роланда. Даже Микки Поллингтон — светская женщина — говорила о нем, как о «самом привлекательном мужчине в Лондоне».

— Роланд, — произнесла она вдруг.

— Что, дитя?

— Я ужасно горжусь тем, что я твоя жена.

Он не ответил, не мог ей ответить.

Жонкиль стояла перед зеркалом в своей спальне в «Палас Отеле» в Торки и озабоченно изучала свое изображение. Этот ее свадебный вечер и ужин, на который через несколько минут отправятся они с Роландом, будет самым важным в ее жизни, поэтому она должна выглядеть как можно лучше. Жонкиль была полна сомнений относительно своего внешнего вида. В ее чемодане лежало только одно платье. Она покинула Риверс Корт в состоянии лихорадочного возбуждения и забыла большую часть вещей, которые ей были просто необходимы. Но она утешала себя мыслью, что может послать за ними через день или два, когда бабушка и приемный отец узнают...

Когда Жонкиль оказалась в Торки, она решила на время вычеркнуть из памяти отца, бабушку, Риверс Корт — все, кроме человека, за которого она сегодня утром тайно вышла замуж, и того факта, что это было начало ее медового месяца. Сегодня вечером она не должна допустить, чтобы какие-либо сомнения и опасения испортили ее счастье.

Она сделала гримасу своему лицу в зеркале — довольно разгоряченному, пылающему, с блестящими глазами и полуоткрытыми губами.

— Противная, — сказала она. — Почему бы тебе не быть красивой, восхитительно красивой для Роланда?!

Судя по тому, что она видела в зеркале, она не была «восхитительно красивой». Как бы она хотела, чтобы у нее было настоящее красивое вечернее платье, в котором она могла бы очаровать своего мужа. Однако у нее было только то белое, жоржетовое, в котором она познакомилась с Роландом на рождественском балу у Поллингтонов.