Маргерит Кэй - Повеса с ледяным сердцем

Часы отмерили еще один час. Но Генриетта была так поглощена своими мечтами, что совсем не замечала времени. И когда отворилась дверь, иголка, чулок и запасной моток пряжи отлетели в сторону — с таким порывом Генриетта бросилась к высокому человеку, показавшемуся в дверях.

— Вы вернулись. Вас не было целую вечность. Я так волновалась. — На ходу Генриетта обняла Рейфа за шею и крепко прижалась к нему.

Рейф захлопнул дверь ногой, но и не думал отстраниться от Генриетты. Он закрыл глаза, обнял ее, зарыл подбородок в ее кудри и вдыхал запах ее тела. Стало так хорошо, так приятно.

— Леди Ипсвич не было дома, когда я приехал к ней. Мне пришлось ждать, — сообщил он.

— Но вы видели ее? — спросила Генриетта приглушенным голосом, поскольку прижала щеку к его груди.

— Да, я видел ее. Ее пришлось долго убеждать, но она все же во всем призналась. Она отзовет своего сыщика.

— О боже мой! Даже не верится. Это правда? Она призналась?

Генриетта посмотрела на него сияющими глазами. Сегодня ее глаза были темно-шоколадного цвета, в них отчетливо виднелись золотистые огоньки. Она выглядела так, будто он подарил ей что-то бесценное. Возможно, так оно и было.

— Да, это правда, — ответил Рейф, поцеловав ее вздернутый нос. — Чистая правда.

— И с меня снимут все обвинения?

— Все.

— О, Рейф! Вы чудесны. Я никогда… Но я не знала, как… Вы просто чудесны. — Она с жаром поцеловала его руку в перчатке. — Сядьте и расскажите мне все.

Рейф рассмеялся. Бросив шляпу и перчатки на стол, он усадил ее рядом с собой на кровать и подробно рассказал о том, что произошло. Он не мог бы желать более радостной и признательной слушательницы.

Генриетта хлопала в ладоши, хвалила его за изобретательность и буквально шипела, негодуя по поводу вероломства Хелен Ипсвич. Рейф понимал, сколь тяжким грузом легло это преступление на ее плечи, но, видя ее неподдельный восторг, догадался, насколько несерьезно сам к этому относился. Ему было хорошо. Впервые за многие годы сделал доброе дело.

— Теперь нечего бояться, что вас упрячут в Ньюгейт, — сказал он, убирая непокорный локон с ее лица.

— И сыпного тифа тоже, — добавила Генриетта, тихо смеясь. Облегчение было столь огромным, что казалось, будто она опьянела. — Не могу выразить, как много это значит для меня, — сказала она, положила руку ему на плечо и поцеловала в щеку. Это был лишь поцелуй благодарности. Однако вкус его кожи удержал ее губы на месте, он чуть повернул лицо, и ее губы оказались на его устах. — Простите, я не хотела… я всего лишь хотела… — Генриетта хотела отстраниться от него, но он удержал ее. Она старалась не обращать внимания на ощущение, от которого ее дыхание стало прерывистым. — Вы голодны?

— Я голоден как волк, — пробормотал Рейф, прижимаясь щекой к ее лицу.

— Мне… Хотите я попрошу, чтобы Мег принесла поесть?

— Я голоден не в такой степени, — ответил Рейф, целуя ее. Затем привлек к себе, почувствовал всем своим существом тепло ее тела, нежность его изгибов, приятный аромат. Она обняла его, привлекла к себе и отвечала на его поцелуи.

Вспыхнула страсть и быстро, жадно охватила их. Поцелуи разжигали эту страсть, неприятные события дня придавали отчаяние, вознося их на край пропасти, с которой оба жаждали ринуться вниз.

Генриетта сжимала его, стонала, впивалась в него устами, ее груди и бедра приближались к мужчине, которого она так отчаянно любила и чьей любви так жаждала. Одежда затрещала и слетала с них. Руки Рейфа касались ее лица, рук, плеч, талии, терзая ее, так что первое приближение кульминации казалось слишком медленным. Эта безудержная страсть, непреодолимая, томительная, пульсирующая страсть превзошла все, о чем она прежде мечтала. Если она не отдастся… если она… она погибнет. Она все равно погибнет в огне страсти, но ей все равно.

Рейф покусывал ее нижнюю губу. Их языки встретились. Его руки возбуждали ее желание. Генриетта смутно почувствовала, как рвутся кружева, и пронесся легкий ветерок, когда ее платье упало на пол, как ее бросило в жар, когда Рейф опустил ее на кровать. Его грудь обнажилась. На его широких плечах выступил пот. Лежа на кровати рядом с ним, Генриетта осыпала его поцелуями, тяжело дышала, не обращала внимания на свое поведение, охваченная диким, первобытным желанием отдаться, слиться с ним, подниматься ввысь до тех пор, пока станет невозможно дышать, распаляться, пока не охватит пламя.

Генриетта отчаянно пыталась сбросить сорочку. Она была в одних чулках и подвязках, зачарованно глядя, как он сбрасывает оставшуюся одежду. Его грудь вздымалась от прерывистого дыхания, мужское достоинство поднялось во всем своем гордом великолепии, отчего у нее от предвкушения удовольствия напряглись все мышцы.

Рейф снова поцеловал ее в уста. Он целовал ее соски, втягивал их в рот. Генриетта извивалась от потрясающих ощущений. Его пальцы погрузились во влажные складки ее женского существа, он тихо произносил ее имя. Она прильнула к нему, слилась с его телом, целовала его, его пальцы ласкали ее женскую прелесть все быстрее и быстрее, но все же недостаточно быстро. Генриетта жаждала этого, жаждала его, жаждала немедленно. Она любила его. Хотела, чтобы он любил ее. И доказать ему, как сильно она любит его. Если бы только он знал… понимал… мог почувствовать, как сильно она любит его, тогда, конечно…

— Не медли, не медли, не медли, — бормотала она, вцепившись ему в спину, царапая ногтями, вонзаясь в упругие изгибы его ягодиц. Он стал ласкать еще страстнее, она воспарила высоко, вцепилась во что-то, ждала, держалась, тяжело дышала. — Не медли. Давай сейчас, пожалуйста. — Она тяжело дышала, цепляясь за его плечи, перевернулась и стала падать вниз.

Рейф страстно целовал ее. Оба извивались в бурных содроганиях кульминации. Он весь пульсировал, его стержень так напрягся, что казалось, будто тот взорвется. Однако Рейфу хватило сил спросить ее:

— Генриетта, ты точно этого хочешь?

— Рейф, прошу тебя. Я хочу… я это знаю. Я клянусь. Прошу тебя.

Рейф больше не владел собой. У него больше не осталось сил ждать. Прямо сейчас. Казалось, он всю жизнь ждал этого мига. Приподняв ей ноги, он осторожно занял удобное положение, вошел в нее, застыл, ждал, снова застыл, ибо ощущение ее вибрирующего тела довело его до предела, а ему не хотелось, чтобы все быстро закончилось, хотел оттянуть это мгновение еще немного, сколь хватит сил.

Тело Генриетты напряглось, раскалилось и увлажнилось. Он проник в нее, почти без препятствий преодолел девственную невинность, оказался внутри ее разгоряченного существа, затаил дыхание, подавив неожиданный крик. Рейф никогда, никогда, никогда… Генриетта. «О боже, Генриетта». Он проник глубже и застонал, почувствовал, как она поднимается ему навстречу, удерживает его, обнимает. Сладкое, пьянящее ощущение. Он снова вошел в нее, и все повторилось снова. Казалось, будто они созданы для этого, будто предались тайному ритуалу, известному только им.