Луиза Аллен - Запретная драгоценность

Ник выпрыгнул из седла, бросил поводья и уважительно сложил ладони:

— Намасте.

Ануша последовала его примеру и выжидающе замерла у него за спиной. Старейшина ответил Нику тем же приветствием.

— Мы прибыли с запада, — произнес тот на четком и правильном хинди. — И направляемся к Джамне, хотим спуститься вниз по реке, чтобы увидеть Мать Ганга. Мы ищем приюта на ночь.

При упоминании священной реки Ганга деревенские жители зашушукались и бурно зажестикулировали. Они радовались, что заслужили честь помочь паломникам.

— Добро пожаловать.

Слезящиеся глаза старейшины внимательно оглядели Ника, затем Анушу, которая быстро встала рядом, закрыв концом тюрбана нижнюю половину лица. Она не имела ни малейшего желания оскорбить деревенских жителей.

— Эта леди находится под моей защитой. Я сопровождаю ее к ее отцу, — сказал Ник.

Деревенские жители оказались слишком вежливы, чтобы таращиться или строить предположения. Они быстро разошлись по домам, а старейшина обратился к женщинам:

— Жена моя! Дочери! Примите наших гостей.

Ануша думала, что их должны поскорее увести с глаз долой, но старейшина повел Ника к самой большой хижине, о чем-то расспрашивая по дороге.

— Ты будешь пить опиум? — поинтересовалась Ануша. Ник повернулся к ней. Она знала, что это традиционное добрососедское предложение, хотя ей самой никогда не предлагали. — Ты его принимаешь?

— Ты имеешь в виду, курю ли я его? — Ник глянул на нее и поморщился, словно вспомнил что-то неприятное. — Да, я пробовал. Думаю, в свое время я испробовал все способы забыться, что предлагала эта земля. Но сейчас уже нет, этот путь приятен, но ведет в никуда. Как и его кажущаяся безвредность. В основном он лишь немного снимает боль и усталость.

Они скрестили ноги и уселись на соломенную циновку напротив старейшины, окруженного по обе стороны двумя мужчинами, судя по сходству, его сыновьями. Тщательно соблюдая ритуал, старейшина положил в матерчатую воронку немного темно-коричневой массы и стал лить в нее воду. Жижа потекла в деревянную лохань. Один из его сыновей собрал ее и снова стал лить в воронку. Это повторилось еще много раз. Пролить, собрать воду и еще раз пролить. Ануша испытала легкое головокружение. Видимо, это входило в процедуру расслабления усталого гостя.

Наконец старик, кажется, удовлетворился результатом. Он налил немного жидкости в маленький металлический лингам, подставил правую руку, наполнил ее и протянул ладонь Нику. Тот наклонился и испил жидкость прямо из сморщенной ладони.

Старик сделал какой-то жест, и Ник сам протянул правую руку, зачерпнул жидкости и протянул Ануше:

— Пей.

Она наклонилась, подражая его движениям, и коснулась губами чуть ниже мизинца. Ощутила теплую и податливую плоть, а прикосновение показалось ей очень чувственным и интимным. Выражение полного доверия.

— Пей, — тихо повторил Ник, и Ануша повиновалась. Она втянула горькую жидкость, и его рука чуть прижалась к ее губам, помогая испить все до дна. Высовывая язык, чтобы добрать остатки, она подняла глаза и встретилась с потемневшим взглядом Ника. Медленно выпрямилась, не отрывая взгляда от его лица.

Старейшина кашлянул. Ник повернулся и склонил голову:

— Dhanyvad.

Ануша тоже поклонилась, повторяя за Ником благодарность.

— Теперь уходи, — тихо произнес тот. — Тебя ожидают женщины.

Когда Ануша проснулась, не сразу поняла, где находится. Она лежала на тонком стеганом одеяле. Стоило ей шевельнуться, как руки и ноги заныли от неудобного положения, заскрипели натянутые веревки кровати. Ноздри заполнили всевозможные запахи: пахло скотом, каким-то съедобным варевом и горящими коровьими лепешками.

Она вспомнила, что они в деревне. Села и огляделась вокруг, всматриваясь в темные стены круглой хижины.

— Вы уже проснулись? — послышался тихий голос.

Ануша развернулась и с улыбкой посмотрела на пожилую женщину, что стояла у самой двери. Должно быть, она в своей одежде юноши выглядит очень странно и шокирующе.

— Да. Я хорошо выспалась.

Женщина подошла ближе. Руки и ноги у нее были увешаны браслетами, в носу она носила большое кольцо. Ануша поняла, что, должно быть, это одна из жен старейшины.

— Благодарю вас за ваше гостеприимство. Вы очень любезны.

Женщина махнула рукой, гостеприимство к путникам было ожидаемо.

— А где ваша женская одежда? — спросила она.

— Ее нет. Мне пришлось оставить ее дома.

— Этот мужчина, angrezi, который говорит как мы, он ваш любовник? — Женщина присела на край кровати. Осторожность сменилась живейшим любопытством.

— Нет! Я имею в виду, он мой сопровождающий. Должен доставить меня к отцу в целости и сохранности. Есть человек, который хочет, чтобы я любым способом стала его женой, даже силой, а я… мой отец не желает, чтобы я выходила за него замуж.

Противно использовать отца в качестве оправдания, но зато такая причина понятна любой женщине.

— О, понятно. Меня зовут Вахини. А как ваше имя?

У Ануши мелькнула мысль соврать. Но какой смысл?

— Ануша. И его зовут сахиб Хериард.

Из-за двери послышался чей-то шепот.

— Входите. Наша гостья проснулась, — крикнула Вахини, и хижину тут же заполнила толпа женщин всех возрастов. — Ее зовут Ануша. У нее нет женской одежды, и она бежит к своему отцу от ужасного негодяя.

Женщины сочувственно зашушукались.

— Я не успела забрать свою одежду. Мне пришлось убегать в большой спешке, — пояснила Ануша.

Женщины закачали головами, прищелкивая языком. Потом одна девушка поднялась:

— У нее такой же размер, как у меня. Нехорошо, что она едет с мужчиной и одевается как юноша.

— В женском платье я не смогу ехать верхом, — запротестовала Ануша, когда та направилась к двери.

— Но все остальное время он должен видеть вас женщиной, — сказала другая. — Если вообще будет видеть. Надо облегающую одежду. У Падмы что-нибудь найдется.

Падма вернулась с ворохом одежды.

— Сегодня вечером вы должны надеть это, — сказала она и поочередно выложила ярко-синюю курту [18] Курта — длинная свободная рубашка до колен. , длинную юбку-лехенгу и красные брючки. Кроме того, она принесла сандалии, красную чадру-паутинку и длинный синий шарф.

Ануша посмотрела на женщин. Они бедны. Принесенная одежда, скорее всего, лучшая из имеющейся у Падмы, может быть, даже свадебная. А у нее нет никакой возможности отплатить, только драгоценности с собой, для деревенских жителей они бесполезны. Здесь на мили нет никого и ничего, да и при продаже их наверняка надуют.

— Прекрасная одежда. Очень мило с вашей стороны, — сказала она и провела рукой по кайме с затейливой металлической вышивкой. — Когда я доберусь до дома отца, то верну ее вам вместе с подарком от чистого сердца.