Барбара Картленд - Глубинное течение

— По-моему, вы делаете великое дело — и делаете его прекрасно! — сказал Рекс.

— Не знаю, чего уж здесь особо прекрасного, но вот везет мне — это верно. Просто я удачливее других.

— Но счастливы ли вы?

Фенела на мгновение задумалась.

— Думаю, люди не слишком задаются подобными вопросами, — выговорила она наконец. — Ну, разве что с ними случится что-нибудь из ряда вон выходящее… А когда жизнь течет, как обычно, трудно быть особо счастливым или несчастным.

— Это вы верно заметили. И возможно, вопрос этот задают, только если любят кого-нибудь… или кто-нибудь любит тебя.

Его слова словно дрожали в воздухе, в разделявшем их тесном пространстве. Оба они внезапно умолкли, и каждый напряженно уставился прямо перед собой, с мучительной остротой ощущая присутствие другого.

«А сейчас я счастлива!» — внезапно подумала Фенела.

И она знала, что это чистая правда: сердце ее буквально пело от радости, и все ее существо, казалось, только что заново возродилось к жизни.

В библиотеке было сумрачно и прохладно, витал аромат кедрового дерева, пчелиного воска и лаванды.

Фенела замешкалась на пороге, пока Рекс почти ощупью пробирался к окну. Он отдернул шторы, и солнце хлынуло в комнату, высветив стены, которые все сплошь оказались уставленными книгами, и мебель, закутанную в чехлы от пыли.

— Всегда есть что-то глубоко печальное в атмосфере нежилой комнаты, — оглядываясь по сторонам, заметила Фенела. — Хочется представить, как же она выглядела прежде — с цветами на столе и с жарким огнем, потрескивающим вот в том большом камине.

Рекс нежно улыбнулся в ответ на слова Фенелы; видимо, фантазии девушки тронули его до глубины души.

— Эту комнату я всегда любил больше всего, — признался он, — ведь она сильнее напоминает мне о матери, чем, скажем, гостиная. Мать моя была страстной читательницей, кроме того, я подозреваю, что библиотека вызывала у мамы воспоминания об отце — почти священные для нее.

Рэнсом пересек комнату и, взяв Фенелу за руку, подвел ее к камину.

— Вот портрет моей матери, написанный Сарже.

Фенела, следуя движению его руки, послушно подняла глаза на висящую над камином картину с изображением женщины замечательной красоты.

С первого же взгляда бросалось в глаза разительное сходство ее с сыном, кроме того, портрет был настоящим произведением искусства, поскольку кисти мастера удалось отобразить и личность, и характер.

У Фенелы захватило дух. Она инстинктивно почувствовала, что смогла бы искренне полюбить мать Рекса Рэнсома.

В лице этой женщины читались сострадание и нежность — свойства, по которым девушка так стосковалась за время общения с женщинами, время от времени появлявшимися в ее доме.

Помимо этого, миссис Рэнсом, несомненно, обладала характером сдержанным и решительным одновременно, и эти свойства оттеняли друг друга, подобно пурпурным складкам ее платья, на фоне которых драгоценности еще ярче сияли и переливались чудесным блеском.

— Она очень хороша собой, — сказала Фенела, чувствуя, что Рекс жаждет услышать ее мнение. — Как жаль, что я не могу с ней познакомиться.

— И мне очень жаль, — откликнулся Рэнсом; и тут, как только Фенела отвела взгляд от портрета, он неожиданно взял ее руку в свою. — Как бы я хотел вновь наполнить этот дом жизнью!

Фенела смотрела на него — смущенная и озадаченная прикосновением его ладони, — а потом, когда глаза их встретились, ее взгляд замер, и, казалось, какой-то странный, словно бы электрический ток пробежал между ними.

Она заметила, что дрожит, но взгляд отвести не в силах… и знала, что во что бы то ни стало должна стоять вот так, словно зачарованная, прислушиваясь к нарастающему властному гулу неведомого прежде чувства, волной поднимающегося в ней. И вдруг она оказалась в объятиях Рэнсома.

— Фенела! Фенела! — смятенно шептал он. — Все так быстро, так неожиданно… я знаю… но — ох, моя дорогая! — я ничего не могу с собой поделать… я слишком люблю тебя!

Всего лишь одно, едва заметное движение девушки — слабая попытка к бегству — и голова ее упала на плечо майору, а губы оказались во власти его губ.

Она была беспомощной, покорной пленницей их неистового, всепоглощающего натиска; сумасшедшее волнение, по силе граничившее со страданием, застало ее врасплох.

Она уступила — и ответила на его поцелуй, понимая, что охвачена чем-то удивительным, о чем ни думать, ни мечтать не смела…

— Фенела! О, моя радость… ты прекрасна… я не смел надеяться…

Рекс лепетал, запинаясь, а потом вновь и вновь покрывал поцелуями ее лицо; губы его скользили от ее рта — к векам, а оттуда перебирались на нежную кожу шеи.

— Рекс, пожалуйста… ну, пожалуйста!

Ее ладони протестующе уперлись Рэнсому в грудь, с трепетной неловкостью пытаясь оттолкнуть его, дыхание стало частым и прерывистым, а глаза молили о милосердии!

— О, моя милая, прости меня! Просто я не смел и мечтать о взаимности…

— Я тоже — до последней минуты…

Нежность, прозвучавшая в голосе девушки, привела его в восторг, теплая волна захлестнула от шеи до самых корней волос: он покраснел, как ребенок.

— Счастье мое, я не верю, что все это правда…

Он увлек ее через всю комнату к широкому диванчику у окна, усадил рядом с собою — и солнце позолотило их сияющим ореолом света.

Он одарил девушку долгим-долгим взглядом, потом взял ее кисти, развернул ладонями вверх и медленным-медленным, томительным поцелуем припал к каждой по очереди, словно самую душу свою отдавал в ее руки.

— Ну, скажи же, скажи, что все это мне не снится! — взмолился он наконец.

— Ах, я-то уж точно, как во сне! — откликнулась Фенела. — Но, Рекс, — этого просто не может быть!.. Сколько раз я клялась, что никого не полюблю. Поверь, я всякого насмотрелась…

Оттенок горечи, прозвучавший в этих последних словах, настолько не вязался с такой недавней безмятежностью ее тона! Пальцы Рекса с силой сжались, почти до боли стиснув ее ладони.

— Не надо! — сказал он. — Прочь эти тяжелые мысли. Какое нам дело до других? Твоя — и только твоя жизнь сейчас важна для нас… твоя — и, возможно, моя.

— Но почему — «возможно»? — встрепенулась Фенела почти испуганно.

— Что ты, милая! Просто я постеснялся выразиться более решительно, — спохватился Рекс. — Нас ничто не разлучит, ничто не нарушит нашей любви! Если только ты любишь меня, Фенела, и если доверишься моим заботам, то знай — я скорее умру, чем обижу тебя!

Фенела взглянула на него, и лицо ее было по-детски открытым и доверчивым.

— А ты точно уверен, что любишь?

— Да я с первого же взгляда тебя полюбил!

И опять между ними пробежала какая-то волшебная дрожь, от которой захватило дух, но Фенела рассмеялась — и на секунду разбила колдовские чары, сковавшие обоих.