Барбара Картленд - Глубинное течение

— Что ж, значит, он вернулся, — подытожил Саймон, — и гостит в моем доме. Видишь, Фенела, что бывает, когда пытаешься верой и правдой служить королю и Отечеству!

— Пойду, приготовлю обед, — сказала Фенела. — Мне коктейля не надо, не хочется.

И она тоже ушла, а Илейн проводила ее долгим взглядом, после чего обернулась к Саймону с какой-то подозрительно-глумливой усмешкой.

— Кажется, твоя дочь, Саймон, не очень-то меня жалует.

— Ну и хорошо, — пожал плечами Саймон. — Я не для того тебя сюда привез, чтобы ты с ней дружбу водила.

Что-то в его голосе подсказало Илейн, что разговор лучше не продолжать.

Прентис слегка потрепал ее по щеке и отвернулся. Илейн почувствовала себя неловко в этот момент, менее чем когда-либо понимая его состояние. Но прежде чем она успела что-нибудь выяснить, в дверь вошла My со стаканами в руках, а следом показался и Рекс.

— А вот и мы, — объявила My. — Прости, что задержалась, но удалось найти всего три.

— Рэнсом, хотите коктейль? — предложил Прентис.

— Спасибо.

Майор взял протянутый Саймоном стакан и понес его к камину, где сидела Илейн.

— Разрешите угостить?.. — сказал он с оттенком насмешливой вежливости.

На миг в ее взгляде вспыхнула застарелая вражда, впрочем, тут же сменившаяся любезной улыбкой.

— Спасибо, Рекс. Как в добрые старые времена, когда ты ухаживал за мной.

— Да уж, ты любишь, чтобы за тобой ухаживали, Илейн, — сказал тот в ответ.

Она заметила, что в тоне мужа нет и следа былой горечи, только спокойное удивление, и это взбесило ее больше, чем любые злобные выпады с его стороны.

Нет, после стольких лет положительно невыносимо видеть Рекса вот таким — столь неприступным, столь уверенным в себе, столь… — ох, она никак не могла подобрать подходящего определения!

Интересно, что у него на уме?

Помнит ли он ту дикую, безумную сцену, которую закатил ей, обнаружив ее измену? Она тогда думала, что настал ее последний час: верила, что Рекс готов на убийство.

Потом, после ухода мужа, она поняла, что живет под гнетом постоянного физического страха — боязни быть убитой, убитой человеком, который слишком сильно любил ее.

Каким же странным все это представляется сейчас, и как же глупо было с ее стороны позволить ему узнать правду! Потеряв мужа, она потеряла многое, очень многое… слишком многое.

Прежде всего, Рэнсом был богат, а за годы, последовавшие после разрыва с ним, ей не раз приходилось страдать от нищеты, отчего в душе постоянно разрастался страх перед будущим, когда красота ее увянет окончательно…

— О, сэр Николас — просто прелесть, он мне так понравился!

My сидела в постели, наблюдая, как раздевается Фенела, и выглядела, словно девчушка с обложки американского журнала, рекламирующего новую модель матрасов или постельных принадлежностей.

Белые подушки служили прекрасным фоном для живых красок ее личика, а нежная голубизна ночной рубашки (пускай и старенькой, застиранной) оттеняла белизну кожи и нежные, мягкие очертания тела подростка.

— Он ведет себя очень робко, — продолжала Фенела, — но его смущение вполне понятно: еще бы, против своей воли оказаться вдруг среди такой семейки, как наша — и более тяжкого испытания для порядочного мальчика и не придумаешь!

My засмеялась.

— А мне — честное слово! — было его страшно жаль, когда майор Рэнсом сказал: «Ну разумеется, здесь все ваши хорошие знакомые», а он вынужден был признаться, что вообще никого из нас не знает!

— Бедный сэр Николас! — вздохнула Фенела. — Я уверена, что он незаслуженно обойден судьбой. Говорят, бедняга и пикнуть не смеет в присутствии своей матушки.

— Интересно, а он ей признался, что был у нас?

— Думаю, что нет.

Фенела поднялась из-за туалетного столика, выключила свет, широко распахнула окна и в темноте ощупью пробралась к своей постели.

— Ужасно поздно, — заметила она. — My, ты завтра не выспишься.

— Ерунда, — откликнулась My. — Мне давно уже не было так здорово… и вообще — ох! — я хотела о многом расспросить тебя.

— Давай отложим до завтра? — дипломатично предложила Фенела. — Я спать хочу. Спокойной ночи, моя хорошая.

— Спокойной ночи, Фенела.

My беспокойно поворочалась с боку на бок, и до Фенелы мгновенно донеслось ее ровное дыхание — сестра с ходу заснула крепким, безмятежным сном утомившегося ребенка.

Но, несмотря на благие намерения девушки, самой Фенеле не спалось. Она лежала, думала, вспоминала многочисленные события прошедшего дня.

Невольно перебирала в памяти весь разговор, слово за словом восстанавливая тот момент, когда заметила в дверях майора Рэнсома и услышала голос отца, обращающегося к постояльцу. А еще — когда она впервые увидела Илейн, такую красивую, утонченную и, тем не менее, откровенно холодную и враждебную. Просто не верится, что когда-то они с Рексом Рэнсомом могли быть мужем и женой!

И что это за странная игра случая — такая неожиданная и драматическая встреча!

Не в обиде ли Рекс Рэнсом на Саймона? Но Фенела знала ответ на этот вопрос уже прежде, чем задала его: трудно себе представить, чтобы человек вел себя более спокойно, раскованно и непринужденно-доброжелательно, чем майор Рэнсом на протяжении всего сегодняшнего вечера.

Сначала Фенела ожидала, что он будет отмалчиваться; вид у майора сначала был очень отчужденный, даже какой-то подавленный. Но за обедом майора как подменили.

Он смешил всех без передышки, даже Илейн не могла удержаться, хотя порой пыталась поддеть его кое-какими колкими замечаниями, скрытое значение которых было понятно лишь им двоим.

Но инстинктивно Фенела чувствовала, что Илейн так и не удалось уязвить человека, бывшего когда-то ее мужем.

Девушка перебирала в памяти прошлое Саймона — вереницу юных, пылких, чувственных рыжеволосых женщин, которые приходили и уходили одна за другой… «Какие же они все до смешного жалкие!» — подумалось Фенеле. Трудно было вспомнить какие-нибудь подробности, даже их имена: настоящий калейдоскоп рыжих голов, ловко подкрашенных темных теней или пунцовых губ на белой коже лиц, которые оказывались гораздо более выразительными на холсте, чем в реальной жизни.

Критики утверждали, что Саймон всегда приукрашивает свои модели, придавая им черты индивидуальности, которой на самом деле они были начисто лишены.

Но Илейн чем-то отличалась от них. Фенела инстинктивно почувствовала это даже после столь короткого знакомства. Впрочем, девушка все-таки не была уверена твердо, что выделила бы и ее из череды прочих, не окажись вдруг в доме дополнительного фактора в лице Рекса Рэнсома…

«Он мне нравится», — призналась она самой себе.

И внезапно приятная теплота разлилась по ее телу при воспоминании, как он улыбался ей, что говорил, весь вечер обращаясь, в сущности, к ней одной.