Ева Наду - И пусть их будет много

И как эта глупая гусыня не понимает, что всему на свете есть предел, тем более привязанности монарха?

Но Бог с ней — с Луизой.

Если исключить короля, граф де Мориньер — единственный мужчина при дворе, который вызывает у Атенаис неподдельный интерес. Мало того, что он красив и загадочен, еще и покорить его, судя по всему, — чрезвычайно непросто. А всякое "непросто" с детства рождало в Атенаис де Монтеспан неодолимый азарт.

Как и многие прочие, она при общении с этим человеком, испытывала одновременно любопытство и некоторый страх.

Она, как и другие, совершенно не понимала, что он за человек, чем он живет и что любит. Мориньер редко принимал участие в праздниках, никогда не играл в спектаклях и никогда не волочился за женщинами. Поговаривали, что он когда-то был женат, но жена его умерла родами. Было ли это на самом деле или нет — Атенаис не знала. Сестра ее, Габриэль, поведала как-то, что Мориньера видели у ступеней его парижского дома с какой-то дамой под густой вуалью. Та вышла из экипажа, тонкая и гибкая, как лоза. Он встречал ее. Сбежал по мраморным ступеням, открыл дверцу кареты. Габриэль шептала: "Он говорил с ней нежно, потом, подав ей руку, повел ее в дом".

Говорили, что это и была его любовница. Но кто она — не знал никто. "Спроси, у кого хочешь".

Атенаис спрашивала, разумеется. Все пожимали плечами.

Так же редко Мориньер играл в карточные игры, а если играл, то почти всегда проигрывал. И ни один человек не мог утверждать, что видел, чтобы это его хоть сколько-нибудь огорчало. Одним словом, Атенаис жаждала узнать этого мужчину ближе.

И теперь, получив такую великолепную возможность говорить с ним, Атенаис де Монтеспан решила идти сразу ва-банк. А, и в самом деле, другой такой шанс может представиться очень нескоро. Мориньер, хоть и бывает при дворе не так уж редко, в общении с дамами, по большей части, ограничивается вежливыми поклонами и дежурными улыбками. А сейчас он — вот, в ее руках…

— Это так несправедливо, — вздохнула она. — Я бесполезно мечтаю о встрече с вами все дни напролет, а встречаю — в день, когда совершенно к тому не готова.

Начала она с выражением лица: Ах, если бы вы знали, как это непросто — говорить правду!

Атенаис была уверена: обычным кокетством этого мужчину не проймешь. А вот неожиданную прямолинейность, которую так легко принять за искренность, он вполне может оценить.

Мориньер посмотрел на нее внимательно. Она коснулась его руки. Опустила глаза.

— Мне очень неловко, месье, что вам довелось видеть меня в таком состоянии, — она накрутила на палец белокурый локон, подергала его, дескать — "вы видите? Я сегодня даже не причесана!"

Мориньер молчал. Она взглянула на него удивленно — теперь было самое время для его реплики. Не дождавшись, продолжила:

— Я, должно быть, кажусь вам сегодня невыдержанной и капризной. Мне жаль, поверьте. Но женщине очень трудно сохранять спокойствие и доброе расположение духа, когда ей приходится мерзнуть все ночи напролет. И, ах, если бы этим дело ограничивалось! В комнате, что я занимаю, целыми днями так темно. К тому же она мала. Настолько мала, что больше похожа на тюремную камеру!

Посмотрела на него снова. Он улыбался.

— Понимаю, маркиза. И в таких чудовищных условиях рискует зачахнуть самая жизнелюбивая из лилий.

Она зарделась, улыбнулась в ответ обезоруживающе:

— Да, я… Видите ли…

Их прервали. Вездесущий Лапорт, — она заметила его не сразу, — остановившись неподалеку, явно ожидал, когда они закончат говорить.

— Простите, сударыня, — Мориньер коротко поклонился, отошел.

Довольно долго, — ей, во всяком случае, так показалось, — говорил о чем-то со старым камердинером Людовика. Атенаис старалась сохранить на лице благодушную, доброжелательную улыбку.

Потом вернулся:

— Я вынужден оставить вас, дорогая маркиза. Король зовет меня. Но давайте договорим. На чем мы остановились?

Она замялась.

— Мы, кажется, говорили… о цветах?

Случившаяся пауза сломала всю ее игру. Он видел это и очевидно забавлялся возникшей неловкостью.

Атенаис, впрочем, не готова была отступить. Она коснулась его руки, прошлась пальчиком по его кисти:

— Говорят, ваши апартаменты гораздо более приспособлены для выращивания цветов. Ведь солнце почти не покидает ваших комнат. А что еще нужно для простого цветочного счастья? Только тепло и свет. — Она смотрела на него долгим взглядом. В синих глазах ее полыхал огонь. — Я давно хотела спросить вас… Как вы относитесь к лилиям, любезный граф?

Он ответил легко, даже беззаботно:

— Я, признаюсь, маркиза, не лучший цветовод в этом райском саду. Но даже я знаю, что ни один цветок не станет радовать своим великолепным цветением окружающих, если не создать подходящих ему условий. Поэтому я с охотой уступлю вам лучшую из своих комнат, в ответ рассчитывая, впрочем, на ваше вечное благорасположение.

Он улыбнулся широко:

— На меньшее, дорогая маркиза, я не согласен.

Мориньер церемонно приложился к ее руке, как если бы она была принцессой. Выпрямился.

— Я пришлю к вам человека сообщить, когда все будет готово для вашего переезда.

"Уступит комнату…"

Это было не совсем то, чего желала Атенаис. Однако сегодня она и этим была довольна. Она усмехнулась, представив, какой фурор произведет этот ее переезд во дворце. Так и случилось.

Двор забурлил, зашуршал записками, зашептал.

Говорили: "Вот, наконец, и стало понятно, кем в последние годы было занято сердце этого неприступного мужчины!"

Дамы пожимали плечами: "Выбор господина Мориньера мог бы быть и лучше!"

Мария-Терезия сочла такое перемещение своей придворной дамы неприличным и выразила Атенаис крайнее недовольство. Атенаис, решившая, что в данном случае правильнее всего хранить таинственное молчание, на упреки королевы отвечала потупленным взором.

Маркиз де Монтеспан примчался к Мориньеру, чтобы высказать тому претензии. Что ответил ревнивцу Мориньер — так никто и не узнал. Маркиз, побродив по Лувру несколько дней с видом важным и многозначительным, вскоре, по причинам также оставшимся необнародованными, вернулся в свое поместье.

В конце концов, не выдержал и король. Спросил однажды, будто невзначай:

— Дорогой друг, вы разлюбили светлые комнаты и большие пространства? С чем связано такое ваше самоущемление в правах и привилегиях?

Мориньер улыбнулся:

— Госпожа маркиза пожаловалась мне на то, что ей негде держать своих любимых козочек.

— Своих — кого? — Людовик решил, что ослышался.

— Ваше величество не знает? Две чудесные белые козочки с красными бантами на высоких шеях. Маркиза души в них не чает.

— Козы — в Лувре? — король смеялся. — Это невероятно.