Ева Наду - Я отвезу тебя домой. Книга вторая. Часть вторая

Иллюстратор Сергей Захаров

© Ева Наду, 2017

© Сергей Захаров, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-2146-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Жан-Батист Леру старался не думать о ней, как о женщине. Старался вообще как можно реже глядеть в её сторону. А она, как назло, всё вертелась неподалёку.

То, готовя обед, наклонялась к очагу, усаживалась перед огнём на корточки. И платье – это проклятое индейское платье! – так облепляло её зад, повторяло все изгибы её тела.

То бралась кормить девочку. Усаживалась вполоборота, прикрывала грудь, как умела. А он глаз не мог отвести от этой стеснённой её позы, от её профиля, склонённого к ребёнку.

Стискивал зубы. Выходил из дому. Возвращался, только промёрзнув до костей, когда весь организм, вместе с этим его беспокойным, живущим своей жизнью отростком между ног, съёживался, забывал обо всём, кроме необходимости восполнить тепло.

Она смотрела на него зверёнышем. Делала всё, что должна делать, – убирала, готовила обед – но не раскрывала лишний раз рта. Старалась не встречаться с ним взглядом. И не расставалась с ножом.

Это, последнее, приводило его в неистовство.

Однажды – ещё и недели не прошло с тех пор, как она появилась в его доме, – он всё-таки сорвался.

Он просто проходил мимо. Направлялся в пристройку, собирался выбрать из поленницы дрова, подходящие для копчения мяса. На мгновение задержался позади неё, оглянулся – не сумел удержаться. Она сидела у очага. Сидела полубоком, опиралась на руку. Другой рукой методично, медленно – будто колдовала – помешивала в котелке похлёбку.

И эта линия – нога-бедро-спина – заворожила его.

Его бросило в жар. Он замер, задохнулся. И в этот момент она, почувствовав его взгляд, подобралась. Выпрямилась, освободила руку, положила её на рукоять ножа. Не оборачивалась, но он видел, что она забыла дышать. Всей спиной источала напряжение.

И он не выдержал. Вспыхнул, бросился к ней, схватил за шкирку, поднял на ноги, встряхнул. Выхватил из её руки нож, отшвырнул его в угол.

Заорал:

– Прекрати! Оставь эту чёртову железяку! Слышишь?! Если я решу тебя взять, никакой нож мне не помешает!

Она смотрела на него молча.

– Прекрати, – сказал он тише. – Или убирайся. Я тебя не держу!

Уже в пристройке шарахнул кулаком по перегородке, пробил в ней дыру. Прислонился к стене. Идиот. Что за идиот! Он хотел, чтобы она перестала его бояться. А вместо этого только ещё сильнее напугал её.

*

Ранним утром он отправился обследовать расставленные силки. А когда вернулся, не нашёл её в доме. Ни её, ни ребёнка.

Вновь бросился наружу.

Но проклятый снег, с самого утра сыпавшийся с неба, выровнял всё настолько, что ни о каких следах не могло быть и речи. Не осталось тропинок, ни единой шероховатости – огромное белое покрывало легло на землю.

Он вернулся в дом. И несколько долгих часов не находил себе места. Не мог думать, понять не мог, что делать и куда идти.

Всё было бессмысленно. Если она ушла, он не найдёт её – откуда ему знать, в какую сторону могла направиться эта полоумная?

Когда он услышал снаружи шаги, он распахнул дверь раньше, чем она успела коснуться дверной скобы.

– Где ты была, чёртова идиотка? – завопил он опять. – Чёрт тебя дери! Что за дурацкие выходки?

Она поставила на пол полную чёрных ягод корзинку.

– Что вы всё время орёте? Замолчите, – прошипела. – Вы разбудите Вик.

– Ты заставляешь меня орать, – сказал тише. – Ведёшь себя, как распоследняя дура.

Он помог ей снять люльку. Отнёс колыбель на лавку. Вернулся. Коснулся пальцами её лба, на котором отпечатался ремень.

– Тяжело её уже так носить?

– Нормально, – она отодвинулась едва заметно.

Он кивнул, убрал руку за спину.

– Прости. Я испугался, – произнёс примирительно.

– Чего?

– Что ты ушла.

Она вздохнула.

– Куда мне идти, – повела плечом. – Некуда.

– Ну и хорошо, – ответил. – Давай доживём до весны. А там я отведу тебя в Квебек, как обещал.

*

Они сидели потом у очага. Ели. Вылавливали по очереди куски мяса из котелка. Черпали деревянными ложками бобовый отвар. Молчали.

– Какая она была? – спросила вдруг Клементина.

Он вздрогнул.

– Кто?

– Ваша жена. Её звали Беатрис?

– Никакая. Я не хочу говорить о ней.

– Почему?

– Не хочу.

– Я похожа на неё?

– Нет.

Она смотрела на него, не отрываясь. Покачала головой укоризненно.

– Не лгите. Похожа, – сказала.

– Ну, похожа. Немного. Раньше я думал, что очень похожа. Теперь понимаю, что – нет. Если только самую малость. Отстань от меня, – вскипел вдруг. – Что тебе вдруг занадобилось!

Она замолчала.

– Она умерла? – спросила.

Он швырнул ложку. Поднялся. Заходил по дому. Потом присел на корточки перед ней. Заглянул в лицо.

– На черта тебе знать? Да, она умерла! Умерла! Я убил её!

Она смотрела на него. Потом кивнула.

– Я знаю.

Он отшатнулся. Сощурил глаза.

– Откуда?

– Вы по ночам разговариваете.

Клементина поднялась. Направилась в свой угол. Взглянула на спящую Вик. Снова вернулась к нему.

– Я не Беатрис. Меня зовут Клементина. И я хочу, чтобы вы называли меня именно так. Не дура, не чёртова идиотка, а Клементина.

Он усмехнулся:

– Я помню. Или госпожа графиня.

Она засмеялась вдруг.

– Вы очень разозлили меня тогда.

*

Впервые после этого странного разговора он спал спокойно – как будто наконец отделил одну женщину от другой. И Беатрис потеряла над ним власть. Она не снилась ему в эту ночь. Не приходила, не смеялась над ним, не заставляла вновь и вновь себя душить.

И поутру он проснулся посвежевшим. Лежал какое-то время, слушал, как гостья его ходит по дому. Кормит дочь, о чём-то с ней говорит на непонятном ему, птичьем каком-то языке. Потом притворялся спящим – смотрел, смежив веки, как вешает она котелок над огнём, как стёсывает, срезает острым ножом с большого окорока куски, чтобы бросить их в воду.

Девочка ходила вокруг – неловко ступала, косолапила. То и дело теряла равновесие, плюхалась на плотно утрамбованный глиняный пол. Снова поднималась и продолжала своё путешествие. От матери – к столу, от стола – к лавке, от лавки – к табурету.

Женщина – он никак не мог научиться звать её по имени – оглядывалась, что-то щебетала-говорила девочке, снова возвращалась к делам. А он лежал. Удивлялся – как это? Утро наступило, а он всё валяется в постели, нежится, как когда-то, совсем давно, когда ещё он был молод и рассчитывал быть счастливым.

Потом потекли долгие дни.

Каждое утро он обходил ловушки и силки, расставленные им неподалёку от дома. Когда позволяла погода, отправлялся на охоту. Удача улыбалась ему совсем не так часто, как хотелось бы. Собственно, за всё время ему удалось принести в дом крупную добычу ещё только дважды. Один раз – молодого лося, потом – медведя.