Ева Наду - И пусть их будет много

— Не прикажет ли монсеньор принести в комнату теплой воды? — почтительно спросила хозяйка. — Может быть, мальчик захочет умыться?

— Хорошо, — махнул рукой мужчина, — несите сюда все, что нужно.

Через час Дени, вымытый, с чистыми, уложенными на прямой пробор, волосами, сидел за столом и с вожделением разглядывал выставленное угощение. Он очень хотел есть. Но, несмотря на разыгравшийся аппетит, продолжал держать вид горделиво-безразличный. Мориньер с интересом наблюдал за ребенком. Нет, из его первоначальной затеи, похоже, ничего не получится. Во всяком случае, сразу — не получится.

— Сколько вам лет, Дени? — Мориньер без особого удовольствия глотнул принесенного вина. Вино было так себе.

— Пять. Мне исполнилось пять в апреле, сударь.

Дени помолчал. Потом спросил тихо:

— Вы ведь не отошлете меня обратно, в приют? Я туда больше не хочу.

Мориньер задумался. Он намеревался, забрав Дени из приюта, сразу передать его на воспитание иезуитам, чтобы те дали мальчику образование сообразно его происхождению. Но сейчас он понимал, что, во-первых, ошибался относительно склонностей ребенка. Было очевидно, что в этом маленьком теле живет дух непокорный и гордый. А, во-вторых, Жосслен де Мориньер не желал совершать над мальчиком никакого насилия. Достаточно того, что ребенку пришлось пережить за последний год.

Поэтому он со вздохом сказал:

— Нет, Дени. У меня другие планы. Сначала мы поедем в Париж. Но вы должны учиться. Кем вы хотите стать?

— Военным, — уверенно ответил мальчик. — Я научусь драться и убью короля.

Мориньер откинулся на спинку стула, поставил на стол кружку с вином.

— Ну, да… — пробурчал. — Этого только нам и не хватало.

Помолчал. Потом спросил:

— Вот как? Что сделал вам король, Дени?

— Он убил моих родителей. И моего брата.

— Вам довелось лично видеть его величество? Он сделал это сам?

— Нет, — смутился мальчик. — Это сделали его солдаты. Но король приказал…

— Послушайте, Дени, — произнес Мориньер жестко. — Каждый человек несет личную ответственность за то, что он совершает в жизни. Никакой приказ, никакие обстоятельства не могут служить оправданием. Здесь, на земле — еще могут. Иногда. На небесах — нет. К тому же вы уверены, что его величество отдавал подобный приказ? Вы слышали это своими ушами?

— Нет, но… — Дени закусил губу. Казалось, он сейчас расплачется.

Мориньер сделал вид, что не замечает подступивших к глазам мальчика слез.

— А раз так, вам надлежит аккуратнее обращаться со словами. Подобного рода обвинения следует произносить с холодным сердцем и в полной уверенности в своей правоте. Иначе вы рискуете оказаться в двусмысленном положении. А человек вашего происхождения не может себе позволить такой роскоши.

Дени молчал, опустив голову.

Мориньер улыбнулся незаметно:

— Месть, Дени, — штука опасная. Она не облегчает душу. Она ее губит. Но давайте вернемся к этому разговору позже. А сейчас ешьте.

Он пододвинул ребенку миску с еще теплыми булочками, принесенными Жаннет.

Мориньер усмехнулся. Имя смазливой служанки он выяснил благодаря маленькому кавалеру.

Когда та принесла в комнату ароматную сдобу, малыш с такой уморительной серьезностью поблагодарил девушку и поинтересовался, как ее зовут, что девица пришла в восторг. Она засмеялась, представилась, соорудив наскоро что-то вроде реверанса, и едва удержалась от желания ущипнуть ангелочка за щеку. Отказалась от этой мысли, встретив насмешливый и одновременно предостерегающий взгляд мужчины. Опустила глаза, выскочила за дверь.

— Если вы наелись, Дени, ложитесь спать, — приказал он, заметив, что ребенок начал зевать и тереть глаза.

— Можно мне взять булочку с собой, сударь?

— Не стоит, — покачал головой, — в кровати должно спать.

Ребенок огорченно вздохнул, но все же спорить не стал, полез в постель.

Мориньер тоже с облегчением бросился в кровать и тут же провалился в сон.

Проснулся довольно скоро — от шлепанья босых ног по каменному полу. Не двинулся — наблюдал сквозь ресницы, как малыш, всхлипывая и дрожа, заполз осторожно на самый краешек его кровати, неловко поерзал, потом, осмелев, забрался под одеяло и ткнулся холодным носом ему в бок. Мориньер обнял ребенка, решив оставить выяснение причин посягательства на его постель на утро. Мгновенно уснул вновь.

За завтраком, наливая мальчику принесенного Жаннет свежего, теплого молока, спросил строго:

— Отчего, Дени, вы не спали в своей кровати?

— Сударь, мне приснилось… Мне приснилась матушка-настоятельница. Она… она… — малыш захлопал глазами, какое-то время молчал и вдруг залился слезами.

Мориньер помедлил, замерев с кувшином в руке. Потом поставил перед ребенком кружку с молоком. И вышел из комнаты.

Клементине казалось, что в ее землях, наконец, наступило спокойствие. Несколько недель не было ничего слышно об Одижо. Не видно было и солдат. Поговаривали, что драгуны по-прежнему стоят в Молинаре, испытывают терпение его хозяев. Но большая часть солдат все же ушла в города. И теперь выжидала там.

Вилланы вернулись к своим обычным занятиям. Работали на участках около своих домов и на господских полях. Поливали огороды, пололи, снова поливали. Дожди в это лето будто забыли об их крае. Крестьяне с тоской смотрели на тонкие, чахлые стебли пшеницы. Ухаживали за виноградниками. Надеялись на виноград. Гадали об урожае, молились, чтобы он был хорошим.

Клементина потихоньку успокоилась, оттаяла. Снова полюбила прогулки. Ходила к Жиббо. Та занималась с ней: учила разбираться в травах, готовить лечебные отвары и мази.

Говорила:

— Будешь мне дочерью.

Клементина улыбалась: дочерью — так дочерью. Внимательно запоминала все, что говорила ей о растениях старуха-колдунья. Она очень хорошо помнила, как спасалась травами в Новом Свете. Кто может сказать, когда эти знания пригодятся снова?

Снова стала ходить по деревням. Разговаривала со своими крестьянами, носила им гостинцы. Сама тоже время от времени получала подарки: то гуся к праздничному столу, то круг свежего, только испеченного, ржаного или ячменного хлеба с отрубями, то лепешки с жареным луком или копченостями.

Клементина любила простую деревенскую еду. Не гнушалась она и репой с брюквой, и морковью с капустой. Сеньорам благородных кровей не полагалось есть то, что растет в земле. При дворе овощи вообще были не в почете. Там питались, по большей части, птицей и фруктами. Но Клементина с огромным аппетитом ела рагу из мяса с овощами, которое готовила Аннет. И вспоминала детство. В замке ее отца тоже очень уважали овощное рагу.

Верные воины Клементины, которых иногда она по-прежнему брала с собой, несли за ней все эти съедобные дары и качали головами — знали б они, чем им придется заниматься на службе.