Ева Наду - И пусть их будет много

Она прошептала:

— Ваш кинжал. Я была бы в восторге, если бы ваше превосходительство подарили мне кинжал.

Она знала, что оружие для жителей Востока священно. Она мечтала поставить его в неловкое положение, И очень надеялась, что он отпустит ее, наконец. Но Мохаммед Али Юсуф оказался более французом, чем она предполагала. Он улыбнулся, мягким движением коснулся оружия, висящего на поясе.

— Этот кинжал слишком тяжел для вас, так же как, увы, и велик перстень. Но я обещаю вам прислать другой — который будет вам удобен.

Клементина утомленно взглянула на Мориньера.

— Я вспомнила. Что еще вы хотите от меня?

Мориньер довольно кивнул. Продолжил без промедления:

— Я хочу предложить вам путешествие. Долгое путешествие. В ту самую страну, воспоминания о которой хранятся в вашей комнате, в небольшой шкатулке красного дерева, что стоит на камине. Я хочу предложить вам отправиться со мной в Константинополь.

— Зачем? Что я буду там делать?

— Бывают ситуации, в которых женщине легче добиться нужного результата, чем лучшему из дипломатов. В особенности, когда дело касается мужчин.

— Другими словами, вы предлагаете мне роль шлюхи?

— А это уже — как вам будет угодно, мадам, — холодно заметил Жосслен де Мориньер. — Все будет зависеть от вашего ума и ловкости.

Филипп сделал несколько шагов от окна:

— Послушайте, Жосс, вы говорили…

— Все, что я говорил вам, остается в силе, и я не вижу необходимости повторяться. А потом, графиня может выбирать. Ведь с вашей стороны уже поступила парочка предложений, которые, я уверен, не выветрились из хорошенькой головки вашей жены. И она ими непременно воспользуется, если мое предложение покажется ей невозможным.

Он незаметно улыбнулся. Не стал напоминать, что еще не было ни слова сказано о девочке, из-за которой собственно Клементина и выслушивала сейчас все эти предложения, одно щедрее другого.

Как он и предполагал, Клементина не замедлила задать ему вопрос.

— Хорошо. Мы вернемся к обсуждению этих щекотливых деталей после. А пока не соблаговолите ли сказать мне, в чем моя выгода? Меня не так беспокоит моя судьба, как…

— А выгода, собственно, в том, — перебил он ее, — что вы сможете взять с собой вашу дочь. Вы сможете воспитывать ее по своему усмотрению, вы сами будете жить, если не так, как вам бы хотелось, то, уж во всяком случае, так, как сможете. А ведь и это немало?

— Хорошо. Но как же я поеду? Насколько я могу себе представить, вряд ли в Константинополе можно найти европейских женщин, чье положение могло бы меня прельстить?

— Это не так, — ответил мягко. — Вы не дослушали до конца.

Мориньер бросил быстрый взгляд на Филиппа. Тот смотрел на них в смятении. Не верил своим ушам, слушая переговоры этих двух незнакомых ему людей. В какой-то момент он готов был вмешаться. Но Мориньер не дал ему такой возможности. Поднялся, чтобы размять затекшие ноги. Положил руку на плечо друга, заговорил снова.

— Филипп, помнится, ты позволил своей жене выбирать, и она теперь вольна делать тот выбор, который ее устраивает, не так ли?

— Да, но ты не сказал, что для этого ей придется…

— Мадемуазель де Керуаль, насколько я помню, тоже выполняла подобные поручения, — вдруг вступила в разговор Клементина. — И не без успеха.

— Мадемуазель де Керуаль не замужем. И она вольна распоряжаться собой, как ей заблагорассудится. А вы носите мое имя. И я не позволю…

— О, Филипп, — она с недоверием и ужасом смотрела на мужа. — То, что вы говорите — невозможно. Чудовищно. Вас не волнует то, что случилось с моей жизнью! Вас волнует имя? А что такое имя — если за ним не стоит человек, личность?

— Что такое имя?? — взревел граф де Грасьен. — С ним мои предки шли на смерть. Это имя до сих пор с уважением произносили и мои друзья, и мои враги. Вы же оставляете мне от него одни лохмотья, и смеете утверждать, что оно для вас ничего не значит?!!

— Тише, дорогие мои, я примирю вас.

Жосслен де Мориньер обернулся к Клементине.

— Сударыня, согласие, которое вы только что дали…

— Я его еще не давала…

— Вы его дали, — мягко возразил Мориньер. — Но, чтобы вам обоим было проще, у меня есть кое-что еще.

Он, словно волшебник, достал из рукава камзола сложенный лист бумаги, увидев который Клементина побледнела, а Филипп покраснел.

— Королевская печать, — прошептала Клементина.

Что она ей несет?

— Жосслен, вы не сказали мне, что получили письмо от его величества? — с укором воскликнул Филипп.

— Не сказал. Потому что я его не получал. Послание предназначено для вашей жены. А она не могла вам об этом сообщить, потому что сама только что узнала о его существовании. — В его словах было столько резона, что к ним не могли бы придраться самые взыскательные судьи.

Мориньер протянул письмо Клементине. Она взяла его осторожно, едва превозмогая вновь охватившее ее волнение. С трудом справилась с печатью.

"Мадам де Грасьен, которая не однажды доставляла Нам радость своим очарованием и которая столь же часто находилась так близко к тому, чтобы вызвать Наше неудовольствие.

Мадам!

Велико было Наше разочарование, когда много месяцев назад вы по желанию вашего супруга и, увы, с Нашего соизволения покинули Вашего Короля. Тем более велико Наше огорчение сейчас, когда Мы узнали о тех трудностях, что постигли вас.

Нам следовало, зная вашу импульсивную натуру, приказать вам не покидать Парижа. Тогда, может быть, вам удалось бы избежать того, что так усложняет теперь вашу жизнь. С другой стороны, Мы довольны этим, ибо это дает Нам шанс получить для Короны верного слугу, столь же предусмотрительного и дипломатичного, сколь и очаровательного.

Мы отдельно говорим о предусмотрительности, ибо известный вам человек, ваш друг, убедил Нас, что ваша натура претерпела значительные изменения. А это качество чрезвычайно потребуется Вам на том поприще, которое Мы имеем вам предложить.

Мадам!

Вам предлагается незамедлительно прибыть в Фонтенбло вместе с вашими сложностями, чтобы принять титулы и честь, которые Мы вам гарантируем. Надеемся вскоре увидеть вас здоровой и счастливой при Нашем дворе. Будьте готовы к тому, что вам нескоро придется вернуться в Грасьен. Надеемся также, что изменения, которые последуют в вашей жизни будут радовать вас более, чем огорчать.

P.S. Передайте графу де Грасьен, что Мы ждем его с не меньшим нетерпением и милостью и рассчитываем разрешить проблему ко всеобщему удовлетворению".

Клементина долго смотрела на размашистую королевскую подпись. Потом молча подала послание мужу.

Тот быстро пробежал глазами письмо.

— И вы молчали о нем? Что ж, граф, вы знаете, что приказ короля для меня закон, необсуждаемый и нерушимый.