Никола Корник - Сладкий грех

— Только умирая, мать отдала ему мои письма, — продолжал Эван. — И Арланд отправился искать меня.

— Ему хотелось иметь отца, — тихо сказала Лотта. — Я очень хорошо это понимаю.

— Он прибавил себе возраст и поступил в войска императора. Это был единственный путь соединения со мной.

— Он повторил ваш путь, — восхитилась Лотта. — Точно так же вы поступили двадцать лет тому назад.

— Да, пожалуй, — согласился с ней Эван. — Но ведь это не значит, что я хотел бы для него повторения моего пути. Мне хотелось отослать его назад в Ангевиль, — добавил он. — Но было уже слишком поздно — Арланд отказался уезжать. Кавалерия уже подошла под Фуэнтес-де-Оньоро. Я изо всех сил старался охранять его, держать поблизости от себя. Но и в этом не преуспел. Нас захватили в плен. Потом я делал все, чтобы вырвать его из рук британцев. Предлагал выкуп, предлагал им себя… — Он снова остановился. Страдание опустошало и иссушало его душу. — Вот так все это было, Лотта. Я шаг за шагом терял своего сына.

Лотта прошла через комнату и, остановившись рядом, обняла его.

— Пока я вижу человека, которому пришлось многое преодолеть и испытать, ошибаться и пытаться исправить.

Эван пытался вырваться из ее рук. Не хотел ее сочувствия, не заслуживал его. Вообще не желал подпускать кого-либо близко к себе. Но Лотту теперь невозможно остановить. Она уткнулась щекой ему в грудь и стояла так, обняв его. Его сопротивление дрогнуло и растворялось, как пелена тумана. Эван понял, насколько жаждет получить утешение из ее рук.

— Мне известно, что значит хотеть иметь отца, чтобы было кем восхищаться и уважать, — сказала Лотта. Она яростно встряхнула его. — В вас многое достойно восхищения, Эван Райдер, и Арланд понял это. Вы — то, что ему хотелось вернуть себе. Не отрицайте его право на любовь к вам, если он выбрал ее. Вы должны жить, подчиняясь его выбору.

Трещина в сердце Эвана становилась все шире. Какой-то момент он еще сопротивлялся, цепляясь за темные края сознания. Внезапный порыв заставил его яростно притянуть к себе Лотту, так близко, будто собирался больше никогда ее не отпускать от себя. Он заговорил сбивчиво, не задумываясь о том, насколько она предана ему.

— Я хотел вырвать его отсюда, Лотта. У меня был план, как помочь ему. Дважды я пытался освободить его, но безуспешно. Но я всегда буду пытаться — снова и снова.

— Тише, пожалуйста, я знаю, что вы не остановитесь, — сказала она, успокаивая его, как ребенка. Она любовно потерлась щекой о его грудь. — Я понимаю.

Ему так хотелось утонуть в этом чувстве, сделать глоток живительного утешения, которое она предлагала ему, и задержать это ощущение, не позволяя уйти. В Лондоне он воспользовался близостью Лотты для того, чтобы разрушить свою невероятную тоску по Арланду. Но сейчас утешение, в котором он нуждался, было совершенно иным. Эван не желал забытья в ее объятиях, что непременно приведет к новой вспышке боли, как только схлынет волна наслаждения. Он желал ее близости, чтобы служить щитом друг другу, дарить и принимать, защищать ее, черпая в ней свою силу.

Это казалось невозможным, столь многое их разделяло.

Он отодвинулся немного и заглянул в ее лицо.

— Лотта… — начал он, хоть сам еще не был уверен в том, что собирается произнести.

— Тише, — остановила она, прижимая палец к его губам. Лотта пыталась улыбаться, но в ее глазах стояли слезы. — Не нужно слов. Просто обнимите меня.

Эван бережно обнял ее. Так они и стояли, крепко прижавшись друг к другу. Время остановилось. Он чувствовал такой мир в своей душе, что понял — они перешли границу, назад пути нет.

Августовская ночь выдалась на удивление душной, жаркой и темной. Надвигалась гроза. Лотта никак не могла заснуть. Ее ум метался, как зверек, попавшийся в силки. Мысли переходили от Эвана, запертого в его маленькой, лишенной воздуха комнатке под крышей гостиницы, к его сыну, одинокому беглецу, на которого объявлена охота по всей территории королевства. Она все ворочалась, то взбивая подушки, то отбрасывая со вздохом. Это все от жары, в которой невозможно заснуть. А может, от мыслей, которые никак не давали ей покоя. Мощный порыв, соединивший ее с Эваном, подхлестнул ее желание делать что-то, предпринимать, помогать.

Она провела полдня на рынке и в магазинах, переходя с места на место, прислушиваясь к сплетням, стараясь подхватить малейший намек, где может скрываться Арланд Райдер. Она послала Марджери осторожно расспросить служанок и работников с мельницы, подбросив мысль об обещанной за информацию награде. Но ничего не было слышно. Большинство сплетен было о ней самой. Казалось, каждому интересно обсудить подробности ее лондонской прогулки. У всех на слуху история про то, как она застрелила своего бывшего мужа из старинного пистолета, после чего бежала, ускакав на одной из неоседланных лошадей из упряжки кареты. Ободряющим, однако, было то, что публика с одобрением восприняла все ее воображаемые приключения. Грегори Каминз был банкиром, а большинство не доверяло тем, кто наживает свои баснословные богатства во время разорительной войны.

Занавески в спальне внезапно взметнулись у открытого окна. Послышался скребущий звук, и какой-то человек перевалился через подоконник в комнату, обессиленно растянувшись на полу. Лотта схватила ночную вазу и угрожающе замахнулась. Может быть, это просто неумелый грабитель, но она и ему не оставит шансов.

— Умоляю, не кричите! — Человек поднялся и протянул к ней руку в красноречивом жесте. Он двинулся к Лотте и схватил ее за руку. Он весь дрожал, рукава тюремной рубахи висели лохмотьями, лицо в сочившихся кровью порезах.

Лотта всмотрелась и выронила свое оружие из рук.

— Арланд, — выдохнула она.

Арланд был точной копией своего отца. Смотреть на него — все равно что видеть зеркальное отражение Эвана. И все же при повторном взгляде это оказалось не совсем так. Юношеское лицо отражало молодость и неиспорченность, в сочетании с силой и настороженностью мужчины. Арланд был высок и широк в кости, но по-юношески долговяз и неуклюж, будто еще не совсем дорос до собственного тела. Он выглядел истощенным, больным и обессиленным.

Лотта почувствовала, как ее сердце дернулось и тяжело застучало.

— Им приказано идти сюда, — задыхаясь, сказал Арланд. Он говорил по-английски правильно, но с сильным французским акцентом, очень заметным. Он поймал руку Лотты, переводя дыхание. — Спрячьте меня, пожалуйста…

— Кто… — начала было Лотта, но Арланд только покачал головой:

— Пожалуйста, они уже рядом. Все объяснения потом…

Словно в подтверждении его слов, снаружи раздались тяжелый топот сапог, выкрики команд, нетерпеливый стук в переднюю дверь.