Пенелопа Нери - Украденный миг

Лицо его потемнело и приобрело незнакомое ей жесткое выражение. Скулы заострились, от крыльев носа к уголкам твердо сжатого рта пролегли глубокие резкие складки. Он не разговаривал ни с кем, даже с матерью, — он только отдавал приказания, четкие и отрывистые, как строевые команды. Он казался ей полководцем, руководящим решающей боевой операцией.

Гидеон ни на минуту не отрывался от карты острова.

Как и было задумано, он поделил всех паньолос и мужчин-добровольцев, вызвавшихся помочь в поисках, на группы, действовавшие в границах отведенных им участков.

Прежде всего обследовались места, где Джекоб Кейн, привыкший сам следить за состоянием дел на пастбищах, бывал довольно часто.

Гидеон надеялся на то, что отец, поехавший навестить кого-то из старых рабочих, ждет их где-то неподалеку от хоженых троп: возможно, он повредил ногу или его подвело сердце, и он просто не в состоянии двигаться. Может быть, его обнаружил кто-то из местных жителей, и отец сейчас отлеживается в какой-нибудь отдаленной хижине…

Но надежды Гидеона не оправдались. Поиски в обжитых районах не дали никакого результата.

Оставались не пройденными заброшенные земли, куда и коренные жители, аборигены острова, природные охотники, забредали нечасто.

Гидеон не мог поверить в то, что ни с того, ни с сего отец мог отправиться туда, где каждый шаг без проводника мог оказаться последним. Джекоб Кейн, разумный, осторожный, бывалый человек, прекрасно знал, что в его теперешнем состоянии заходить в джунгли было равносильно самоубийству. Даже опытный, сильный, хорошо снаряженный ковбой не рискнул бы бродить там в поисках пропавшего бычка: в непроходимых зарослях под стелющимися лианами скрывались неожиданные провалы и вулканические трещины, откуда нельзя было выбраться без посторонней помощи, кроме того, дно этих природных ловушек было покрыто острыми камнями.

Старый Моки рассказывал Гидеону, что в глубине джунглей скрыто от посторонних глаз древнее капище, разрушенный и давно оставленный храм, в стенах которого некогда хоронили жрецов, носителей тайного знания предков. Не было у Джекоба Кейна никакой явной причины идти туда на верную смерть.

И все же Гидеон решился прочесать эти гиблые места.

Страшные предчувствия томили его.

Как ни старались Филипп и Кимо Пакеле хоть немного приободрить Гидеона, все их усилия оставались тщетными.

О, если бы сын мог обратиться в быструю ящерку и заглянуть в каждый потаенный уголок этой земли, в каждую трещинку, под каждый камень! Если бы он мог стать птицей!.. Боже, чтобы он отдал за то, чтобы найти отца, чтобы взглянуть наконец в измученное тревогой лицо матери и сказать ей: «Отец жив, он с нами, родная!»

Эмма отложила свой отъезд в долину Вайкалани и осталась в доме Кейнов. Ей было все равно, что скажут о ней люди. Она должна была быть рядом с Гидеоном хотя бы в эти дни.

Он не замечал ее присутствия. Ни разу он не посмотрел на нее ласково, не сказал ей ни одного слова. Он целиком отдался поискам. Все остальное для него перестало существовать.

Самое ужасное было то, что Эмма не могла не думать о своей дальнейшей судьбе.

Слова Гидеона о том, что он пришел к какому-то решению, давали ей слабый повод надеяться на лучшее.

Зачем она не выслушала его тогда?

Может быть, он найдет в себе силы расстаться с Джулией, дав ей приличное содержание? Он говорил ей об этом прежде, когда еще не знал, что Джулия ждет ребенка. Может быть, она сама уйдет из дома Кейнов, оставив младенца на попечение Гидеона и его семьи? Но разве можно лишить ребенка матери? И разве можно выгонять из дома жену, просто одинокую женщину, которой, возможно, некуда больше идти? Разве сможет Гидеон совершить такой чудовищный поступок? Разве позволят ему родители обречь Джулию на лишения и позор?

А почему же должна страдать она, Эмма, а не эта женщина? Кто защитит ее права? Они ничуть не меньше, но о них никто не знает и не должен знать.

Все равно Гидеон не сможет так поступить: выставив Джулию, он потеряет все — и прежде всего уважение людей; в их глазах он станет бесчестным человеком. Но ведь Эмма будет рядом с ним, силой своей любви она вернет ему все, что потеряно, вместе они сумеют выстоять… Нет, люди никогда не простят их, ведь они не знают, что Гидеон принадлежит ей, не знают, сколько она перестрадала… Как же права пословица: «Нельзя строить свое счастье на несчастии других».

Эмма ненавидела сама себя, но все эти мысли приходили к ней помимо воли. Должен же найтись какой-то выход!

Впрочем, о каком счастье она мечтает? О каком выходе? Все это так далеко сейчас!

«Да помнит ли он о том, что я живу с ним под одной крышей? Боже, как ужасно быть рядом и не иметь права коснуться его, заговорить с ним? День за днем, ночь за ночью длится эта мука!»

Ее мучило с трудом подавляемое желание полной близости с ним. Поручения тети Лео, заботы о Махеалани — все это мешало полностью сосредоточиться на сладостных видениях, настигавших ее, едва она оставалась одна. Точно таинственный призрак-инкуб преследовал ее и доводил до изнеможения самыми изощренными ласками, какие она только могла себе представить… О, какой бесстыдной становилась она в его незримых объятиях! И как стыдилась потом, когда мечты оставляли ее ненадолго и надо было снова погружаться в хлопоты и тревоги текущего дня.

Теперь девушке было так плохо, как никогда, в тысячу раз хуже, чем прежде, когда она бегала в лавочку А Во со своими бесполезными письмами.

Проходил день за днем, но поиски не давали никакого результата.

Иногда Эмме удавалось издали, в щелочку взглянуть на любимого: изможденный, исхудавший, с ввалившимися глазами, Гидеон, склонившись над картой, тихо советовался о чем-то с Кимо Пакеле или с Филиппом и помечал кружком очередной пройденный участок. Он казался ей сказочным принцем, оказавшимся во власти какого-то страшного чудовища.

Как бы она хотела побыть с ним наедине, прижать его усталую горячую голову к своей груди, успокоить и насытить своей любовью, отдать ему все силы своего тела и души.

Но Джулия Кейн неустанно следила за ней. Эмма все время ощущала на себе ее настороженный взгляд.

Джулия все время суетилась возле Гидеона: она не хотела замечать того, что его раздражают ее слезы, всхлипывания, театральные заламывания рук, возгласы «О, Боже, что же нам делать, как это ужасно, но я с тобой, я не оставлю тебя, дорогой, в эти ужасные минуты…». Джулия не видела или не хотела видеть того, что он избегает ее, что ему досаждают ее бессмысленные хлопоты…

Вежливо, но твердо Гидеон отклонял все попытки Джулии сблизиться с ним. Он был учтив, ровен, холоден и совершенно безразличен к ней.