Виктория Холт - Счастье и тайна

— Я только что благодарила вашу бабушку за это великолепное кольцо.

Он взял мою руку и стал рассматривать перстень.

— На ее руке кольцо смотрится лучше, чем в футляре, — заметил он, обращаясь к своей бабушке.

Она кивнула, а он еще на несколько секунд задержал мою руку, любуясь кольцом и удовлетворенно улыбаясь.

К нам подошла Рут.

— Кэтрин, — обратилась она ко мне, — если тебе хочется ускользнуть незаметно в свою комнату, то сейчас как раз подходящий момент. Ты не должна переутомляться. Тебе надо избегать именно этого.

Меня так переполняли неведомые мне раньше чувства, что я действительно хотела побыть одна в своей комнате: мне надо было много обдумать. К тому же я чувствовала, что мне необходимо передохнуть.

— Завтра мы еще будем здесь, — напомнила Хагар, — Завтра утром мы втроем можем съездить на прогулку. Если, конечно, Рут не захочет присоединиться к нам.

— Я думаю, завтра утром начнут приезжать гости, — ответила Рут. — Вы же знаете, как это бывает на второй день Рождества.

— Ну, хорошо, там будет видно, — сказала Хагар. — Спокойной ночи, дорогая, очень разумно, что ты решила пораньше лечь. Сегодня был утомительный для тебя день.

Я поцеловала ей руку, а она прижала меня к себе и поцеловала в щеку. Потом я протянула руку Саймону. К моему удивлению, он быстро наклонился и поцеловал ее. Я кожей ощутила его горячий, крепкий поцелуй, который заставил меня слегка покраснеть. Оставалось надеяться, что Рут не заметила этого.

— Иди, Кэтрин, — сказала Рут. — Я за тебя извинюсь перед остальными. Они поймут тебя.

Итак, я удалилась к себе, но когда я оказалась одна в своей комнате, то поняла, что не смогу заснуть: я была слишком взволнована.

Я зажгла свечи и легла в постель. Я все вертела на пальце подаренное мне кольцо, понимая, что эту ценную для Редверзов реликвию мне подарили, подчеркивая этим, что хотели бы видеть меня среди членов этой семьи.

Так же я лежала и тогда, когда ко мне в комнату пришел монах и одна за другой последовали странные вещи, происходящие со мной. Прокручивая в своих мыслях все сначала, я поняла, что действовать следует скорее, потому что времени у меня оставалось совсем немного. Я уже стала быстро уставать, вот и с праздника я должна была уйти раньше. Тайну надо было разгадывать… и причем немедленно!

Если бы я только могла найти этот вход в дом… если бы мне удалось найти монашескую рясу…

Нам ведь так и не удалось толком осмотреть певческую галерею. Мы нашли всего лишь шкаф, но мы не заглянули под все гобелены, которые там висят. Интересно, давно ли их снимали?

Я поднялась с постели — я еще не раздевалась. Меня переполняло желание осмотреть галерею еще раз.

Когда я проходила по коридору, до меня донеслись звуки голосов из гостиной на этом этаже. Я тихо спустилась по лестнице и, очутившись у певческой галереи, открыла дверь и вошла.

Слабый свет проникал сюда только от зажженных в холле свечей на стенах. На галерее было так темно и мрачно, что я сказала себе, что пытаться что-нибудь разглядеть при этом свете — пустая затея.

Облокотившись на перила, я посмотрела вниз — холл был передо мной как на ладони: не видно было только то, что делалось прямо под балконом.

Когда я стояла там, открылась дверь и на пороге замаячил чей-то силуэт. На какую-то минуту мне показалось, что это монах, и, хотя я думала, что была готова к встрече с ним, я задрожала от страха.

Но это был не монах. Это был мужчина в вечернем костюме и, когда он прошептал:

— О, господи, Кэтрин! — я узнала голос доктора Смита.

Он все еще разговаривал шепотом.

— Что вы здесь делаете?

— Мне не спалось.

Он вошел и встал рядом со мной на балконе.

Он приложил палец к губам.

— Там внизу кто-то есть, — прошептал он.

Я удивилась и подумала: «Ну и что в этом особенного, ведь в доме полно гостей», — и уже собиралась было сказать об этом ему, но он схватил меня за руку и подтащил поближе к краю балкона.

И тогда я услышала голоса.

— Дамарис! Наконец-то мы одни. — При звуке этого голоса я почувствовала почти физическую боль. И важны были не только сами слова, но и то, каким тоном они были сказаны. Голос был нежным и полным страсти. Я редко слышала, чтобы он был таким. Это был голос Саймона.

Дамарис отвечала:

— Я боюсь. Мой отец будет недоволен.

— В таких делах, Дамарис, мы должны доставлять удовольствие себе, а не своим родителям…

— Но он ведь сегодня здесь. Возможно, он смотрит на нас сейчас.

Саймон засмеялся, и в этот момент они подвинулись к центру холла. Он обнимал ее одной рукой.

Я отвернулась, у меня не было сил смотреть на это. Я боялась, что они могут увидеть нас. Представляю себе, какое унижение я бы испытала, если бы он узнал, что я наблюдала за его ухаживаниями за Дамарис.

Я направилась к выходу из галереи. Доктор был рядом. Мы вместе поднялись по лестнице на второй этаж. Казалось, он был занят своими мыслями и даже не замечал меня. Я не сомневалась, что он очень беспокоится за свою дочь.

— Я запрещу ей видеться с этим волокитой, — сказал он.

Я не отвечала. Сложив вместе руки, я дотронулась до кольца, которое еще совсем недавно значило для меня так много.

— Может быть, бесполезно запрещать ей? — предположила я.

— Она будет вынуждена подчиниться мне, — возразил он. И я увидела, как у него на висках вздулись вены. Я никогда еще не видела его таким взволнованным: это, казалось, говорило о глубине его привязанности к Дамарис. Я почувствовала к нему какое-то тепло: такая забота о дочери — это то, чего мне, к сожалению, совершенно не хватало, когда мой отец надолго уезжал.

— Он просто несносен, — сказала я злым голосом. — По-моему, он всегда добивается того, чего пожелает.

— Простите меня, — сказал доктор. — Я совсем забыл о вас. Вам ведь надо отдохнуть. Я был уверен, что вы уже легли. Что привело вас на галерею?

— Не спалось. Я была слишком взволнована, наверно.

— По крайней мере, — сказал он, — это предупреждение для нас обоих.

— А что заставило вас прийти на галерею? — внезапно спросила я.

— Я знал, что они там вдвоем.

— Понимаю. А вам не понравился бы этот союз?

— Союз? Прежде всего он бы не предложил ей выйти за него замуж. У старой леди свои планы на этот счет. Он женится по ее выбору и не на моей дочери. Да и кроме того… она предназначена для Люка.

— Что вы говорите? Сегодня по ней я бы этого не сказала.

— Люк предан ей. Если бы они были постарше, они уже были бы женаты. Было бы ужасно, если бы этот негодяй обесчестил ее…

— Да, вы не очень-то высокого мнения о его репутации.

— Репутации? Вы еще слишком мало живете здесь и не знаете, какой репутацией он пользуется среди здешних жителей. Но я задерживаю вас, уже поздно. Я немедленно заберу Дамарис домой. Спокойной ночи, Кэтрин.