Маргарет Барнс - Торжество на час

Неудивительно, что великий кардинал почти ежедневно курсировал между Гринвичем и Вестминстером и беседовал наедине с Генрихом часами.

Анна Болейн больше не была неприметной девушкой. События, происходившие вокруг нее, служили ей теперь не только фоном для своих маленьких удовольствий и успехов. Более зрело оценивала она окружающих ее людей, и не только потому, что они представляли те силы, которые влияли на ее собственную жизнь, но еще и потому, что ей было интересно, какими путями они шли, чтобы достичь успеха.

Она вдруг обнаружила, что все действуют по-разному. Королева, например, добиваясь желаемого, всегда шла напрямую, не используя никаких уловок, чего Анна не одобряла. Герцог Саффолк постепенно подчинял себе добрую и отзывчивую Мэри Тюдор; он особенно гордился тем, что в роду у них были Говарды, кровные родственники Плантагенетов. Несмотря на теперешнюю веселую, легкую жизнь, Анне, с детства приученной разумно мыслить, было ясно, что, хотя имя Генриха Тюдора и было у всех на устах, в действительности управлял Англией Томас Уолси.

— Когда я впервые попал сюда, кардинал обычно говорил: «Король желает то, король хочет это», — рассказывал Гарри Перси в узком кругу Анниных друзей в Гринвиче, — а теперь, стоит ему только немного расслабиться, попав к себе домой, он чаще говорит: «Король и я».

— Или, еще чаще, просто «я», — засмеялся его друг Кавендиш.

Джордж Болейн нахмурился.

— То положение, которое он сейчас занимает, и его повелительный тон оскорбительны для таких людей, как мой дядя и герцог Саффолк, — добавил он.

— И для многих других, — подтвердил Билл Бриртон, чья семья все больше склонялась к простоте лютеранства.

— И в то же время он очень вежлив с торговым людом, а бедные приходят к нему искать справедливости, — заметила Маргарэт Уайетт, размышляя о том, как трудно судить великих.

— Может, он просто боится соперничества с равными себе? — предположила Анна.

Но какая разница, любили кардинала или ненавидели, до тех пор пока он приезжал и приводил с собой своих молодых людей?

Всю зиму наследника герцога Нортамберлендского можно было чаще всего встретить при дворе королевы; и Анна, если только она не дежурила, всегда была с ним. Старшие фрейлины королевы были слишком озабочены плохим самочувствием своей хозяйки, чтобы заметить это. Анна и Перси жили в каком-то счастливом трансе, почти не скрывая своей взаимной привязанности. И со временем все, даже сплетники, к этому привыкли и воспринимали как должное.

— О Боже, знать бы только, чем все это кончится, Нэн? — с тревогой спросил Джордж сестру на Рождественском празднике.

Он закружил ее в новом французском танце, иначе она бы окончательно скомпрометировала себя, танцуя весь вечер только с Перси.

Анна терпеливо перенесла его вмешательство.

— Это настоящая любовь, — оправдывалась она, — совсем не похожая на легкие любовные романы, что я знала прежде, это чувство помогло мне понять, какая я на самом деле. И ты ведь сам признаешь, что тебе нравится Гарри, теперь, когда ты узнал его поближе.

— Все это верно, — согласился Джордж, видя, как расцвела его сестра за это время. — И тысячу раз досадно, что ты не можешь выйти за него замуж. Но что будет, когда вернется отец?

— О, Джордж, я просто не смею думать об этом! — вздохнула Анна, случайно ловя на себе заинтересованный взгляд короля, когда они с братом проходили мимо места, где восседал Генрих. — Но думаю, что даже если его не тронет сила нашей любви, он ведь не сможет не согласиться, что союз с могущественными Нортамберлендами стоит большего, чем титул графа Ормонда?

— Пусть так, но разве сам Перси не помолвлен с дочерью графа Шрузбери?

— Он ее терпеть не может. У нее фигура, как у племенной кобылы. Гарри клянется, что ни за что не женится на Мэри Талбот, — победно выложила Анна все, что знала, пока они танцевали.

А когда Джордж провожал ее на место, она возмущенно зашептала:

— Мы что, скот, что нас должны продавать для увеличения семейных владений?

Джордж по своей натуре был более покладистым, в нем не бродил дух неповиновения, посеянный однажды в Аннином сердце взбунтовавшейся Мэри Тюдор.

— Похоже, что да. И я, например, не вижу способа избежать базарного стойла, — ответил он с горечью, провожая влюбленными глазами сестру Уайетта, которая прошла мимо них с Уильямом Бриртоном.

Анна взглянула на него с сочувствием и крепко сжала руку.

— Друг мой! Извини! Я совсем забыла, — пробормотала она. — Я терпеть не могу эту твою Джейн.

По правде, Анна теперь не испытывала к кому-либо особых антипатий, так как смотрела на мир влюбленными глазами. У нее даже характер стал мягче, а насмешки менее язвительными. Даже когда ее будущая невестка позавидовала их крепкой дружбе с братом, Анна уступила ей свое место без боя, а если кто в ее присутствии замечал, что у недавно родившегося ребенка Мэри Кэари волосы, как у Тюдоров, она воздерживалась от резкого ответа, чего раньше не случалось.

Она написала Джокунде о своем возлюбленном и была очень мила с Томасом Уайеттом. С большим терпением обучала Гарри Перси новейшим танцам и даже убедила, что его баритон может прилично звучать под аккомпанемент ее лютни. Когда в кругу ее друзей он чувствовал себя неловко, Анна всегда умела загладить недоразумение и повернуть разговор таким образом, чтобы Гарри мог там проявить себя с самой лучшей стороны. Впервые в жизни чужие успехи радовали Анну больше, чем свои собственные.

— Что она нашла в этом парне? — недоумевал Уайетт всякий раз, когда удавалось поговорить с Джорджем наедине.

— Он, конечно, простоват, но мне нравится, — отвечал Джордж. — Только…

— Что только?

— Только иногда я не могу избавиться от ощущения, что он, при всей его лихой удали и презрении к нашей утонченной жизни, в решающие минуты проявит не больше мужества, чем, скажем, ты или я.

Тут друзья оглядывали зал и обязательно замечали в каком-нибудь алькове две головы, низко склоненные над пяльцами, — темную Аннину и пламенеющую Нортамберленда.

— Разве он имеет на нее прав больше, чем я, который любит ее всю жизнь, — вопрошал с горечью Уайетт.

Впервые в жизни от безысходности своих страданий Томас был вынужден изменить тактику поведения: он стал докучать Анне, расточая самые изысканные комплименты, втайне радуясь, что возможности его соперника в этой области крайне ограничены, или же предавался воспоминаниям, где Перси не было места. Он садился, обхватив колени, на подушечку у Анниных ног или облокачивался на спинку ее стула, чтобы лишний раз подчеркнуть, какими близкими друзьями они всегда были.

— Эта цепочка, Нэн! Это же я подарил ее вам на пятнадцатилетие, — заметил он однажды.