Марина Струк - Мой ангел злой, моя любовь…

А потом прикусила губу, когда снова стала прокручивать в голове все события, которые произошли после.

— Ты, верно, ведаешь, что поляк нам встретился по пути к Москве. Марья Афанасьевна должна была сказать о том. О, Марья Афанасьевна! Не думала, что буду тосковать по ней так сильно. Она меня пыталась удержать от ошибок, уже тогда ведала, что может быть сотворено… А я не верила. Один случайный поцелуй способен перевернуть жизнь, говорила она мне.

И тут же перед глазами встала та полутемная комната и фигура Лозинского, тяжесть чужой руки на своей груди. С трудом удержалась, чтобы не скосить глаза на собственную кожу, как тогда, когда проверяла перед зеркалом. Ей все казалось, что этот отпечаток так и останется на белизне кожи. Как свидетельство ее предательства. Во рту стало горько при этом воспоминании, а на глаза навернулись слезы.

— Я не понимаю, что было со мной тогда. Будто морок какой. Меня к нему манком словно… Я ведь шла тогда ночью будто во сне каком. Тот день, когда село сперва под шевележерами было, а после и Давыдов с отрядом прошелся, выбивая тех. Именно в тот день был ранен отец. И именно в тот день… Это было всего лишь раз. Только один-единственный раз! Прости меня! Прости меня! — и Анна потянулась к Андрею. Обхватила лицо его ладонями и стала целовать порывисто и коротко, словно стирая следы той боли, которую могла причинить ему этими воспоминаниями. И он ответил ей в этом порыве, разгадав, насколько ей важен ответ именно в этот момент. Стал целовать ее в ответ, гладя по спине, будто неспокойную лошадь. Целовать не страстно, а скорее — с легкой нежностью, чтобы унять то волнение, которое было видно его взгляду сейчас. А после, когда ушла дрожь волнения и тревоги из ее тела, когда расслабилась под его руками, Анна вдруг снова заставила его сердце забиться чуть сильнее, задав единственный вопрос. Снова прошлое. Снова тень, вошедшая в комнату и простершая руки к тому счастью, которым горели в этот миг их сердца.

— Как-то прошлым летом меня навестила мадам Арндт. Верно ли… верно ли, что мог быть ребенок? Что могло быть дитя… твое дитя…?

— Истинная правда, — он не мог обмануть ее, утаить этот грех, который тяготил его и теперь, спустя время. Да и следовало, по его мнению, снова воскресить былое хотя бы и на этот короткий миг, чтобы позднее навсегда похоронить его и не возвращаться. — Мне очень жаль, что так случилось…

И только короткой фразой ответил на тяжелый вопросительный взгляд Анны: «Это было единожды в момент слабости», а после, как и она минуту назад, проговорил, ощущая отчего-то вину и за Марию, и за всех тех, в чьих ласках пытался забыть эти серо-голубые глаза, глядящие на него с каким-то странным выражением:

— Прости меня, милая, — и она коснулась его губ своими губами, давая понять, что принимает его раскаяние. И отвлекая себя от тягостных мыслей. Потому что если бы дитя все же появилось на свет, то Анна каждый Божий день бы думала о нем и о том, что случилось тогда, в Саксонии. Вряд ли бы Андрей вычеркнул бы их из своей жизни…

И Анна все целовала его и целовала, а потом и вовсе забыла обо всем — и о прошлом, и о будущем, и даже о настоящем, которое уже вовсю тихонько напоминало о себе постепенно светлеющим краем неба над верхушками парковых деревьев.

— Мне надобно идти, — прошептал Андрей прямо в ее губы, которые она не желала отрывать от его рта. — Скоро рассветет… мало ли кому взбредет в голову ранняя прогулка.

— Еще только минуту… короткую минуту, — уговаривала его Анна. Спустя несколько минут ей все же пришлось выпустить его из своих объятий и наблюдать, как он спешно одевается, зябко поведя плечами от утренней прохладцы, заглянувшей в спальню через приоткрытое окно. Любовалась разворотом его плеч, его сильными руками, его широкой спиной, ощущая, как сердце переполняет любовь.

— Жаль, что мы не можем просто заснуть вместе, — прошептала Анна, когда Андрей присел на несколько последних минут прощания на краешек ее постели, когда поднес ее руку с гранатовым кольцом к губам.

— Всего две седмицы, и это желание станет явью. Одно из моих самых заветных желаний, — проговорил он, склоняясь к ней и захватывая ее губы в плен поцелуем. — Но не самое-самое…

— А какое же — самое? — спросила Анна между поцелуями, и он улыбнулся так широко и открыто, с некой загадкой в самой глубине его глаз, что она не могла не ответить ему улыбкой тотчас.

— Я потом покажу тебе…

Анна думала, что не заснет после того, как стихли его шаги в доме, когда Андрей уходил из флигеля. Но сторона постели, на которой она лежала, все еще хранила тепло его тела, а покрывало, в которое он заботливо завернул ее перед уходом, согревало, прогоняя прочь легкую прохладу утра. И она провалилась в сон без сновидений, представляя, что лежит именно в руках Андрея, и первое, что увидит при пробуждении — его нежный любящий взгляд. А первое, что услышит, будет его тихое: «Анни… моя милая…» и, конечно же, то, что Андрей шептал ей этой ночью под ее восторженное «Еще! Прошу, еще!», и то, что так сладко кольнуло в сердце.

— Mia sposa… mia amor… mio angiolino…

Странно, но только утром Анна поняла, что той ночью меж ними впервые не было никаких недоговоренностей, никаких неясностей и никаких условий. Она даже забыла о самом главном требовании и не спросила о том, как намерен поступить в отношении Сашеньки Оленин в будущем, когда станет ее супругом. И только в то утро, когда прибравшись после утреннего пробуждения, спустилась вниз на завтрак, Анна поняла, что истинная любовь — безусловна и всепрощающа. Когда с трудом скрывающая свое любопытство мадам Элиза показала Анне на белый прямоугольник послания, столь заметный сейчас для них обеих на фоне полотна скатерти. А потом вспыхнула от радости, загорелась вся сиянием восторга, когда Анна стала разворачивать спешно бумагу, и в свете солнечного луча блеснули гранаты на ее пальце:

— Bon Dieu, Annette! Est-il possible…?! Depuis quand? [664] Боже мой, Аннет! Возможно ли…?! Когда?(фр.)

Но Анна не слушала ее уже. Она уже читала знакомые строки, написанные привычным ее взгляду резким почерком. И пусть письмо было написано в вежливой форме, но она читала между строк желания автора этого послания на положительный ответ на изложенную в том просьбу. А короткая приписка в самом окончании письма и вовсе сказала о многом. Хотя, скорее, не эта фраза, состоящая из подходящих по смыслу слов, а то, о чем она говорила, пусть и не напрямую…

— Дар…? — Анна недоуменно подняла брови и взглянула на мадам, которая тут же указала куда-то в сторону окон гостиной. Там стоял большой сверток, перевязанный бечевкой.

— Его принесли вместе с письмом прошлого вечера. Андрей Павлович просил не сообщать тебе ни о письме, ни о подношении вплоть до твоего ухода в усадебный дом. Просил тут же утром после бала…