А. Глебов-Богомолов - Фаворитки французских королей

Тот же самый опытный пасквилянт писал о сорокалетней знаменитой даме: «Это самая безобразная из придворных дам, старуха из старух, самая отвратительная, потасканная и безобразная, как мартышка, и более гнусная, чем волки. В ней нет ничего приятного или элегантного. Да и кому может понравиться пустая отвислая грудь и бесчисленные морщины? Пусть женщина из Пуатье выслушает меня и знает, женщины никогда не возрождаются, со временем они выходят из употребления и ?однажды упав, уже не поднимаются».

Эти «отвратительные» слова, достойные какого-нибудь ученика дьявола, а вовсе не галантного кавалера, привыкшего услужить дамам, были, как это ни странно, не настолько далеки от истины. И если позволено автору этих строк (и этой книги) вынести свое суждение по вышеуказанному предмету, то в свидетели он отважится взять живописцев той поры, чьей кисти принадлежали портреты госпожи д’Этамп, Дианы де Пуатье, Луизы Савойской, Маргариты Наваррской, Клод Французской и многих других дам французского двора тех времен. Так вот, на свой страх и риск, он осмелится утверждать, что красота так мало любимой Франциском I королевы Клод, так мало обращавшая на себя внимание поэтов и художников того времени, во много раз превосходила «прославленную» красоту Дианы де Пуатье. Наблюдение странное, но уже в силу своей необычности заслуживающее особого примечания.

Что же касается оскорбленной Дианы, то в ответ она обвиняет фаворитку в том, что та активно и очень часто прибегает к зельям и колдовским чарам, чтобы привлечь к себе все новых любовников, и тем истощает их силы. Среди любовников, которых Диана приписывала Анне, на этот раз был и писатель-протестант Теодор де Без. И в самом деле, этот ученик Кальвина (1509–1564), одного из крупнейших после Лютера деятелей Реформации, сожительствовал со всеми подряд, вскоре став посмешищем всех вольнодумных поэтов.

Однако, хотя список любовниц Теодора де Беза и в самом деле был длинным, герцогиня д’Этамп там не фигурировала. Эту клевету пустила в ход Диана де Пуатье, желавшая представить фаворитку вдохновительницей протестантизма. «Конечно, — говорит Ги Бретон (но вполне ли ему можно в этом доверять) — самым лучшим вариантом было бы приписать ей интрижку с самим Кальвином, но никто в это просто не поверил бы, ибо всем было известно, что великий реформат предпочитал маленьких мальчиков…» [174] [174] Бретон Ги. История Франции в рассказах о любви. М.: «Мысль». 1993. С. 205–206. .

Между тем, вопреки всем стараниям Дианы де Пуатье, а может быть, именно благодаря им, влияние госпожи д’Этамп неизмеримо возросло. Можно было сказать, что скорее поражение терпит Диана. Теперь король позволил своей любовнице присутствовать на заседаниях королевского совета, публично спрашивая ее мнения о государственных делах.

Все ее боялись и склонялись перед ней. Даже Маргарита Наваррская, сестра короля, писавшая в одном из своих посланий: «А главное, заверьте ее в той исключительной привязанности, которую, как вам известно, король Наваррский и я к ней питаем» [175] [175] Бретон Ги. С. 206. .

Современники и очевидцы тех событий писали, что «дамы делали при дворе все, что угодно, — даже генералов и капитанов армии».

«Милость и опала зависят от прихоти кокетки, позорящей все королевство той связью с государем, которую она отнюдь не скрывает. А тот, кто стал бы восклицать: „О времена, о нравы!“ — во всем уподобясь Цицерону, или же, с другой стороны, проявлять свое удивление и недоумение, оказался бы чужим в этом мире, ибо здесь восхищаются, как чем-то необыкновенным, тем, что было обычным делом всегда, является таковым сейчас и, судя по всему, оставшейся до конца света… Утешает огорченные этим умы лишь одно — эти кокетки сильно подвержены превратностям судьбы…» [176] [176] Бретон Ги. История Франции в рассказах о любви. М.: «Мысль». 1993. С. 206–207. .

В этих словах была своя историческая справедливость, ведь тот момент, когда герцогиня д’Этамп достигла столь полного, столь совершенного (хотя и не абсолютного) могущества, стал первым… ее заката, падения и конца. Даже история придворного фаворитизма во Франции соответствовала циклическим законам природы.

И в самом деле, властолюбивые планы этой дамы простирались уже до того, что она намеревалась лишить дофина Генриха права наследования отцовским престолом. Однако в реальности добиться этого было почти невозможно, и тогда она избрала другой вариант, согласно которому младший, шестнадцатилетний, сын короля Франциска должен был жениться на одной из дочерей императора Карла V, «получив в приданое герцогство Миланское или Нидерланды».

Удайся эта смелая и очень далеко идущая интрига, и после смерти отца будущий король Генрих неминуемо «оказался бы лицом к лицу с могущественным братом, поддержанным императором и вполне способным потребовать для себя французскую корону и тем неминуемо вызвать гражданскую войну» [177] [177] Бретон Ги. История Франции в рассказах о любви. М.: «Мысль». 1993. С. 207. .

Совершенно очевидно, что основной целью этой матримониально-дипломатической операции было надежное обеспечение тылов и путей отступления для госпожи д’Этамп, если в будущем, после смерти короля, над ней нависла бы какая-либо угроза. Тогда ее гостеприимно ждали бы в новых владениях — в Милане или Амстердаме. Историк… по этому поводу пишет так: «Управлявшая королем герцогиня д’Этамп, видя ослабление своего влияния и опасаясь ненависти любовницы наследника престола, попыталась обеспечить Карлу, герцогу Орлеанскому, независимые и суверенные владения, где она могла бы обрести убежище после смерти Франциска I» [178] [178] Бретон Ги. История Франции в рассказах о любви. М.: «Мысль». 1993. С. 207. . Между тем, понимая, что Диана де Пуатье непременно попытается заставить юного Генриха развестись с Екатериной Медичи, найдя для этого удачным и очень удобным предлогом отсутствие у последней потомства, Анна д’Этамп усиленно просила короля защитить Екатерину, о чем было рассказано ранее.

«Эта опасная игра двух „переполненных ненавистью“ женщин создала в стране атмосферу гражданской войны. Даже король испугался такого течения дел и, в кои-то веки не посчитавшись с причитаниями своей любовницы, предоставил 24 июня 1539 года парламенту право подписать указ, ставивший ересь вне закона…» [179] [179] Бретон Га. С. 210. .

Короче, в стране происходило то, что французы не видели да и не могли видеть при других королях. Всевластие раздраженных (а скорее распаленных) друг на друга женщин выходило за всякие границы дозволенного приличиями и нравами прежних времен. И в самом деле, уже в этом одном чувствовалось наступление новой неспокойной и грозной эпохи. Власть женщин, их влияние, значение их слова поднялись на недосягаемую прежде высоту, но результатом этого движения вверх, этого подъема стало значительное возрастание нервозности и напряжения в обществе, разрываемом своекорыстными эгоистичными интересами и интригами.