Сюзанна Кирсли - Забытая история любви

— Возьми, чтобы ты сама в этом не сомневалась.

Ей и смотреть не нужно было, чтобы понять, что он дал ей, и все же она подняла руку и подставила предмет под меркнущий свет: тяжелый серебряный квадрат с красным камнем посередине на широком серебряном кольце.

— Я не могу взять перстень твоего отца.

— Можешь. — Он решительно закрыл ее ладонь с перстнем. — Я, когда вернусь, заберу его, а взамен дам тебе золотое. Но до тех пор я хочу, чтобы ты хранила его у себя. Все, кто знал моего отца, знают и этот перстень. Пока меня не будет, если тебе когда-нибудь понадобится помощь, покажи перстень моим родным, и о тебе позаботятся. — Увидев, что она продолжает сомневаться, он прибавил с улыбкой: — По крайней мере так он не пропадет. Я столько вещей на поле боя потерял — не перечесть.

Она сжала пальцы на перстне, не желая думать о том, какие опасности его ждут.

— Когда тебе нужно вернуться в полк?

— Как только прикажут. — Встретив ее взгляд и увидев в нем страх, он сказал: — Не волнуйся, любимая. Я долго оставался в живых до того, как увидел твое милое лицо, а теперь еще больше поберегусь. Обещаю не лезть на рожон.

Ничего этого он не будет делать, она прекрасно это понимала. У него не такая натура. Когда нужно сражаться, он сражается всем, что у него есть, не осторожничая, так уж он создан. «Некоторые мужчины, — однажды сказала ей графиня, — сами выбирают наиболее опасный путь».

София понимала, что он так говорит только для того, чтобы снять тяжесть с ее сердца, поэтому притворилась, что верит. Какими бы широкими ни были его плечи, ей совсем не хотелось, чтобы вдобавок к своим заботам он взвалил на себя и ее тревоги.

— Ты напишешь мне? — спросила она.

— Я думаю, это слишком рискованно. К тому же, — добавил он, чтобы подбодрить ее, — я, наверное, вернусь раньше, чем к тебе доберется мое письмо. Поэтому я решил оставить тебе вот это. — Он вынул из кармана сложенный лист бумаги и протянул ей. — Мне сестра говорила, что девушки любят хранить записки от мужчин, которые напоминают им о том, что мужчины чувствуют.

У нее снова комок подкатился к горлу. Письмо, легшее ей в руку, показалось ей бесценным сокровищем.

Он сказал:

— Если замок будут обыскивать, сожги это. Не хочу, чтобы люди королевы Анны узнали, что я такой нюня. — Но под его внешней строгостью она почувствовала улыбку и, конечно же, поняла, что блеск в ее глазах ему понравился.

София не стала читать письмо — было уже слишком темно, да она и понимала, что потом, когда он уйдет, ей это будет нужнее, — поэтому сжала его в руке вместе с перстнем, который все еще хранил тепло его пальца. Подняв на него глаза, она произнесла:

— Но я ничего не могу тебе дать взамен.

— Тогда дай мне это.

Его глаза вобрали в себя всю темноту наступающей ночи, когда он, у садовой стены под балдахином ароматных сиреневых веток, снова наклонил голову и нашел губами ее уста. Его движение сбило несколько пахучих лепестков, и они легонько опустились на лицо Софии, на ее волосы и руки, но она этого не заметила.

Мори наконец поднял голову, посмотрел на нее и чуть заметно улыбнулся в темноте.

— Вот теперь ты настоящая невеста.

Сначала она не поняла, а потом, заметив, что вся усыпана сиреневыми лепестками, попыталась стряхнуть их, но он остановил ее.

— Нет, — сказал он. — Я хочу запомнить тебя такой.

Они стояли там, в тихом уголке сада, и София почувствовала, как весь мир начал отступать от них, как волна отступает от берега, пока не осталось ничего, кроме нее и Мори, связанных взглядами. Его сильные руки лежали на ней, и между ними висели невысказанные слова, потому что произносить их вслух не было нужды.

Наступила ночь.

София услышала звук открывающейся калитки, потом раздались шаги на гравийной дорожке, а затем последовал громкий нежеланный голос полковника Хука, звавшего Мори.

Мори не откликнулся и не пошевелился. Тогда она снова заставила себя улыбнуться и, придав голосу мужества, сказала ему:

— Тебе нужно идти.

— Да. — Но в то, что она такая храбрая, он все равно не поверил, хотя, похоже, был тронут ее попыткой. — Это ненадолго.

София приказала губам не дрожать.

— Да, я знаю. Со мной все будет хорошо. Я привыкла быть одна.

— Ты не останешься одна. — Он говорил так тихо, что ей показалось, будто слова его унес ветер, который ласково скользнул по ее лицу. — Ты мне как-то сказала, — прошептал он, — что твое сердце принадлежит мне.

— Да.

— А мое принадлежит тебе. — Он взял ее руку и прижал к груди, чтобы она почувствовала пульсирующую силу. — Оно не поплывет со мной за море. Оно будет с тобой. Ты не останешься одна. — Его пальцы сомкнулись крепче на ее тонких пальцах. — И я не стану целым человеком, пока не вернусь.

— Тогда возвращайся поскорее. — Она не ожидала, что голос ее дрогнет на этих словах и что из глаз потекут слезы.

Снова раздался отдаленный голос Хука, и она попыталась отойти в сторону, чтобы пропустить Мори, но тот еще не закончил прощание. На этот раз поцелуй его был более резким, прочувствованным. Она ощутила всю его горечь и всю силу любви, и, когда их уста разъединились, она прижалась на миг к его груди, не желая покидать его объятия.

Она твердила себе, что не должна больше спрашивать, что не должна его отягощать своей болью, но слова сами по себе слетели с ее уст:

— Как бы мне хотелось поплыть с тобой!

Он не ответил, лишь крепче сжал ее руками.

В глазах у Софии потемнело, и, зная, что он не изменит решения, она все же не смогла не произнести:

— Ты однажды сказал мне, что когда-нибудь я смогу подняться на палубу.

— Да, — пробормотал он губами, прижатыми к ее лбу. — Ты поднимешься. Но не на этот корабль. — Нежный поцелуй в волосы должен был успокоить ее, но от него у Софии едва не разорвалось сердце.

Шаги Хука приближались.

Времени не осталось. Движимая каким-то внутренним порывом, она высвободила руки, потянулась к шее и сняла шнурок, на котором висел маленький черный камешек с дырочкой, найденный ею на берегу.

Ей было неведомо, действительно ли в нем, как когда-то говорила Мори его мать, сокрыты магические силы, способные защитить от любой беды того, кто его носит, но она знала, что Мори он сейчас нужнее. Не произнеся ни слова, она крепко вжала камень в его руку, быстро отошла, прежде чем предательские слезы выдали ее, и бросилась бежать между тенями к двери кухни.

Позади она услышала, как Хук снова выкрикнул имя Мори, на этот раз еще громче. В следующий миг раздались тяжелые шаги Мори по гравийной дорожке, и он произнес неожиданно твердым голосом:

— Я здесь. Все готово?

Что было после этого, София не слышала, потому что уже ворвалась в дверь, не замедляя шага, промчалась мимо миссис Грант с Кирсти и не остановилась, пока не оказалась в своей комнате.