Кэрол Мортимер - Опасный обольститель

— Если вы не возражаете, я попрошу Дженкинса провести лорда Каргила сюда. — Бенедикт попробовал сесть на постели, но у него ничего не получилось, и он без сил рухнул на подушки. — Наша близость утомила меня больше, чем я думал.

— Конечно, вы можете поговорить здесь. Почему я должна быть против? — С этими словами Женевьева встала с постели и принялась торопливо одеваться. — Я скажу Дженкинсу, чтобы он привел графа сюда. А сама уйду в другую комнату.

— Я говорил вам, что вы самая прекрасная женщина, какую я когда-либо встречал на своем веку? — ласково улыбнувшись Женевьеве, спросил Бенедикт.

Женевьева подошла к нему, наклонилась и поцеловала:

— Вы говорили мне об этом уже дважды за сегодняшний вечер.

— Всего лишь два раза? Я должен повторить вам это еще несколько раз. А лучше докажу своими действиями, когда граф Дармаус уйдет, — многообещающе улыбнулся Бенедикт.

Она нежно погладила его по щеке:

— Вы уже доказали сегодня вечером.

Он крепко сжал ее руку. Его прекрасные черные глаза сверкнули.

— Нам очень многое нужно обсудить, Женевьева. И не только обсудить, но и сделать. Мы приступим к этому, как только он уйдет. Надеюсь, визит графа не затянется.

— Думаю, что это будет замечательно. Мне должно это понравиться.

— И мне тоже, — кивнул он.

— Я буду в соседней комнате. Позовите меня, если вам потребуется моя помощь.

— Чем быстрее я поговорю с Дармаусом, тем раньше мы с вами сможем остаться наедине. — Бенедикт с сожалением выпустил руку Женевьевы. — И еще одно. — Бенедикт схватил ее за рукав платья, когда она направилась к двери. — Спасибо вам. Огромное спасибо.

— За что вы меня благодарите? — удивилась она.

— Вы спасли мою жизнь, — с чувством заявил он.

— Любой из ваших друзей сделал бы на моем месте то же самое, — покачав головой, возразила Женевьева. — Я просто оказалась рядом. Вот и все.

— Вы считаете меня своим другом, Женевьева? — Взгляд его прекрасных черных глаз стал пронзительным.

— Вы для меня гораздо больше, чем просто друг, — ответила она.

— Мы обязательно вернемся к этому разговору, как только граф Дармаус уйдет. Обещаю.

— Буду с нетерпением ждать.

Бенедикт посмотрел на Женевьеву с такой любовью, что у нее перехватило дыхание, а сердце радостно забилось.

Но внутренний голос подсказывал ей, что не стоит верить этим восторженным словам и нежным взглядам. Ведь он только что очнулся после шести дней беспамятства. Возможно, лихорадка до сих пор не до конца прошла. Он рад выздоровлению, испытывает к ней огромную благодарность. Но никто не знает, какие чувства у него будут, когда он окончательно придет в себя и восторг поутихнет. Не исключено, что все забудет.

Женевьева старалась не встречаться с ним взглядом. Боялась, что он прочтет в ее глазах безграничную любовь, и это станет ему неприятно. А вдруг подумает, что она не отпустит его, предъявив свои права. Для таких людей, как он, свобода — самое важное в жизни.

— Мне кажется, мы не должны сегодня больше заниматься любовью. Давайте отложим это до вашего окончательного выздоровления.

— Но почему? Что это значит? — прищурившись, спросил он.

— Это значит, что вам пока не стоит… перенапрягаться. Ведь вы совсем недавно пришли в себя, — пожав плечами, объяснила она.

— Не согласен. Я чувствую в себе прилив сил от одного лишь предвкушения, как это будет.

— Вы из тех, кто любит все делать по-своему.

— Вы правы. И я докажу вам это, как только граф уйдет.

Женевьева радостно улыбнулась Бенедикту, и улыбка не сходила с лица, когда она вышла из спальни. В холле ждал Дженкинс. Она попросила провести лорда Каргила к Бенедикту. Но когда вошла в соседнюю комнату и закрыла за собой дверь, настроение ее резко изменилось. Во всяком случае, улыбаться она перестала.

В отношениях с Бенедиктом все так зыбко и неопределенно. Женевьева была совершенно уверена в том, что по-настоящему влюбилась в него. Влюбилась настолько, что не представляла без него жизни. И ей хотелось заниматься с ним любовью снова и снова. Но она боялась, что все его нежные взгляды и слова вызваны всего лишь благодарностью. Ей невыносима была мысль о том, что через несколько дней или недель Бенедикт поймет, что она ему наскучила, и навсегда уйдет из его жизни. Потому хотела отложить разговор и интимные отношения до полного выздоровления.

— Надеюсь, вам удалось что-то узнать о тех слугах, что работали у моих родителей и скрылись вскоре после их гибели? — вместо приветствия, спросил Бенедикт, как только граф Дармаус вошел в спальню.

Ему не терпелось как можно скорее закончить этот разговор и остаться наедине с Женевьевой. Если бы не мысль о том, что Эрик Каргил располагает какими-то сведениями по поводу убийства родителей, Бенедикт вообще под благовидным предлогом отказался бы от этой встречи. Но он расследовал обстоятельства их гибели целых десять лет и поклялся себе отомстить их убийце. И потому даже мысль о Женевьеве не могла заставить его забыть об этом.

Эрик Каргил криво улыбнулся, оставшись стоять у двери.

— Вообще-то я хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Мне написали, что ты только сегодня пришел в себя, — сказал он.

Бенедикт пожал плечами. Лицо его приняло скучающее выражение.

— Я чувствую себя нормально. Особенно если учитывать, что шесть дней назад в меня стреляли и я все это время был без сознания.

— Я об этом знаю. — Эрик Каргил тихо прикрыл дверь спальни и подошел к кровати. — Как тебе удалось выжить после такого опасного ранения?

— Вы говорите так, словно расстроены тем, что я остался жив, — не скрывая досады, заметил Бенедикт.

— Ну что ты! Все это не совсем так, — загадочно улыбнулся Каргил. — Но мне кажется, рецидив болезни можно будет легко и правдоподобно объяснить.

Бенедикт замер. Дурное предчувствие охватило его. Сердце похолодело от ужаса. Но, может быть, он ошибается? Ведь в это просто невозможно поверить!

— Кому объяснить? — дрожащим голосом спросил он. — Что будет выглядеть правдоподобно?

— Твоим друзьям. Ведь они наверняка будут задавать вопросы по поводу случившегося. — Граф оглядел комнату. Поморщился, увидев брошенные на пол полотенца и корыто с остывшей водой, всё еще стоявшее у камина. — Кажется, не в меру заботливая герцогиня Вуллертон тоже стала твоим лучшим другом, не так ли?

Предчувствия не обманули. Смысл ужасных слов графа становился все более очевидным. Но он все равно не мог в это поверить. Неужели лорд Каргил, его лучший друг, его крестный отец… Нет, невозможно! Все его существо противилось этой мысли.

— Да, Женевьева очень заботливая. Она ухаживала за мной все это время. Вряд ли без нее, без ее помощи я бы выжил. — Бенедикт и сам не знал, зачем это говорит.