Кэт Мартин - По велению сердца

— Вы должны остановить его. Она ведь совсем ребенок.

Капитан покачал головой:

— Поздно. Если это утешит вас, вы были правы. Нам не следовало брать это судно. Я сожалею, но что сделано, то сделано.

— Но девочка…

— Они возьмут ее, как и остальных. Они осатанели от крови. Если вы попробуете остановить их, они убьют вас, а потом займутся ею.

— Нет! Вы не можете допустить, чтобы они убили ее! — Джейсон отчаянно затряс головой. — Ради всего святого, она же ребенок. Ребенок!

Вырвавшись из рук капитана, он бросился бежать по палубе, но сильные руки снова сомкнулись на его теле.

— Ты не сделаешь это, парень. Капитан хочет, чтобы ты остался в живых, и ты будешь жить.

Сердж Баптис был человеком-горой, матросы звали этого громадного португальца Баптистом. Ростом он был под стать Джейсону, но гораздо массивнее его. Вместе с другим признанным силачом, Пэтси Куллинсом, они заломили ему руки за спину и заставили встать коленями на палубу.

— С девочки сорвали одежду, — безжизненным голосом продолжал Джейсон. — Четверо матросов держали ее на палубе, а Черный Доусон встал на колени у нее между ног.

Не в состоянии вынести этого зрелища, он попытался отвести взгляд в сторону и смотреть на морские волны, но тонкий акулий плавник, прорезавший поверхность воды, не принес ему успокоения. Ужасный детский крик заставил его снова взглянуть на девочку.

Джейсон знал: о том, что он сделает в следующие несколько секунд, он будет жалеть до конца своей жизни, — но не мог поступить по-другому. С яростным криком Джейсон вырвался из держащих его рук, выхватил пистолет, который португалец всегда носил за поясом, и прицелился в девочку.

Все, что ему надо было, — это сделать один-единственный выстрел. Не было смысла стрелять в Черного Доусона, хотя ему очень хотелось влепить тому пулю в низкий лоб: десяток других головорезов только и ждали своей очереди. Прицелившись, Джейсон выстрелил в девочку, звук выстрела эхом пронесся над палубой судна.

— Я не промахнулся, — продолжал он едва слышным голосом. — И до сих пор помню, как она медленно закрыла глаза, а ее красивое личико выглядело почти спокойным. — На последних словах его голос дрогнул. — Что бы они теперь с ней ни делали, по крайней мере ее мучения окончились.

— Джейсон… — шепотом произнесла Велвет, но он ее не слышал.

Он вспоминал, как бросил пистолет и отвел взгляд, вспоминал холодок слез, бегущих у него по щекам.

Ему было все равно, что окружающие видят эти слезы. Он не боялся, что его убьют. Он сам хотел смерти. Хотел, чтобы в этой кровавой луже лежал бы он, а не эта красивая маленькая девочка.

Но Черный Доусон только расхохотался хриплым пропитым басом, и его поддержал весь пьяный экипаж. Вскоре все попадали на палубу, корчась в судорогах несмолкающего смеха.

Рука Майлса Дрюри снова легла ему на плечо, но он сбросил ее.

— При первом же случае я ссажу тебя на берег, — сказал Дрюри. — Твоей доли добычи хватит на первое время. А до тех пор придержи язык и постарайся не показываться на палубе. Может быть, тогда я довезу тебя живым до берега.

Джейсон ничего не ответил. Ему не нужны были запятнанные кровью деньги, о которых говорил капитан. Сейчас ему было все равно — жить или умереть. Больше всего на свете он хотел бы перенестись во времени назад, в тот момент, когда он впервые поставил ногу на палубу этого проклятого судна, — видит Бог, теперь он ни за что не сделал бы этого.

Он стал таким же проклятым, как и это судно, так же обречен на адские муки, как и каждый на его борту. Он никогда уже не сможет забыть, что случилось в этот ужасный день, не простит себе своего поступка.

И столь же ясно понимал, что ни один человек, узнавший эту страшную правду, не сможет простить его.

Негромкие всхлипывания, доносящиеся из полумрака, привели его в чувство, да еще прикосновение ее теплой руки, которая продолжала сжимать его руку. Нежный голос произнес его имя, тонкая рука обняла за шею, мокрая щека прижалась к его щеке, и их соленые слезы смешались.

— Джейсон…

— Прости меня, — прошептал он, зная, что она никогда не сможет сделать это, зная, что только Бог может дать ему прощение, но он не смел воззвать к нему, чувствуя, что не заслужил прощения.

Рядом, прижавшись к нему, вздрагивало от рыданий маленькое тело Велвет, грудь ее вздымалась и опадала от судорожных вздохов, но она не произнесла ни слова. Он не должен был просить ее, не должен был молить о том, чего она не может ему дать. Воспоминания только разбередили его раны.

Теплая дрожащая рука легла ему на щеку — ласковое прикосновение, нежная ласка, которую он уже не надеялся испытать.

— Милый мой Джейсон. Тебе не надо моего прощения. И никогда не было надо. Тогда на судне ты сделал то, что было лучшим выходом, как ты считал. Ты рисковал своей жизнью, чтобы помочь ей.

— Я убил ее.

— Ты спас ее. Спас единственным способом, который ты знал, и там, где она сейчас, она это знает. Я готова благословить твою пулю, так же как и она.

Джейсон покачал головой:

— Она была совсем ребенком. Ребенком. Она еще не начала жить.

Велвет отстранилась и посмотрела на него, ее щеки в неверном свете свечи блестели от слез.

— Но что было с тобой, Джейсон? Ты ведь по-настоящему и не жил с того дня, как умерла эта девочка.

Он не ответил. В горле стоял ком, и он не мог произнести ни слова.

— Ты только человек, Джейсон. Только человек. И делаешь ошибки, как любой другой человек. В тот день ты сделал выбор, ужасный выбор, но он был единственно возможным. Ты знал, что они могли убить тебя, но ты решил помочь этой невинной девочке, не допустить ее страданий. У тебя была только эта возможность.

Он судорожно втянул в себя воздух. Боже, он готов был сейчас ненавидеть ее за то, что она видит его слезы!

— Ты только человек, — повторила Велвет. — Господь знает это. Примирись в своей душе с Богом, Джейсон. А я… я люблю тебя еще больше, чем любила до сих пор. И я оказалась права. Ты — тот человек, каким я тебя представляла.

Грудь его разрывалась от боли. Он обнял ее и прижал к себе.

— О Боже, герцогиня. — Руки его погрузились в ее волосы, сминая изысканную прическу, вынули шпильки, дав волосам свободно рассыпаться по плечам. — Я люблю тебя, герцогиня. Я так полюбил тебя.

Она снова заплакала. Он почувствовал, что все ее маленькое тело содрогается от слез, но это были слезы радости.

Она достала платок из кармана юбки и прижала его к глазам.

— Ты меня любишь. Ты хочешь сказать, что все, что произошло между нами, было не только ради наслаждения.

— Надеюсь, что так оно и было.

Улыбка снова появилась на ее лице. Она хотела сказать что-то еще, но в дверь уже стучали:

— Время вышло, миссис.