Эдвард Белэми - Сестра мисс Ладингтон

Она была еще слегка возбуждена, краска еще не схлынула со щек, когда до нее дошло, что в дверь легко стучат. После разрешения войти на пороге появились Пол и Ида.

Немного раскрасневшаяся Ида слегка склонила свою головку, и длинные ресницы спрятали в тени ее взгляд. Так и стояла она, несколько наклонившись вперед, и ее удивительно красивые руки беспомощно свисали вдоль бедер. Она производила впечатление пленницы, а Пол, нежно полуобнявший ее за талию и держащий за руку, был похож на гордого своей добычей завоевателя.

— Не знаю, наяву ли все это, — сказал он, — а потому я привел ее к тебе, чтобы ты сама все увидела и услышала. Ида говорит, что хочет стать моей женой.

И верно, ухаживания Пола за Идой начались лишь в тот вечер, когда он смог обнять ее в качестве обрученной невесты. Если она и прежде называла его своим любимым, то, несмотря на это, он со своими знаками внимания всегда держался вдалеке от нее. В проявляемом им внимании было достаточно страсти, но все же в его отношении к ней было слишком много немого обожания, для того чтобы можно было говорить о настоящем ухаживании. Однако в ночь их обручения его любовь несколько утолила жажду, испив с ее губ тот жар, что, без сомнения, имел чисто земное происхождение. Теперь рядом с ним было уже не то полумистическое существо, которое он обожествлял. Под одной крышей с ним жила женщина, и эту женщину он мог целовать. Он мог целовать ее хоть тысячу раз на дню, абсолютно открыто, и это не было святотатством. Теперь он мог целовать не только ее руку, рукава или подол платья — он мог целовать ее в нежные, горячие губы.

В результате превращение восторженного воздыхателя в близкого влюбленного вызывало в отношении к нему Иды соответствующее изменение. Модель художника, освободившись от неестественной и напыщенной позы, не смогла бы продемонстрировать радость своего освобождения так, как это сделала женщина, которой наконец-то удалось спуститься с пьедестала, на который ее подняло обожание любимого, чтобы позволить целовать и ласкать себя. И если прежде казалось, что любит лишь он один, то теперь об этом не могло более быть и речи.

— А знаешь, — сказала она однажды, — я так рада, что ты наконец-то перестал обожествлять меня. Подумай сам, как ты мог так принижать себя передо мной? Как это мог делать ты, который в тысячи раз лучше, умнее и красивее меня? О Пол! Ведь это мне следовало бы преклоняться перед тобой и обожествлять тебя. Ведь я даже недостойна одного твоего поцелуя!

И прежде чем он успел воспротивиться этому, она схватила его руку и, склонившись вперед, поцеловала ее. Когда он заставил ее выпрямиться, лицо девушки было залито слезами. Был поздний вечер, а потому он видел ее не очень четко.

— Солнышко мое, — воскликнул он. — Что с тобою случилось? Что угнетает тебя?

— Ничего, не обращай внимания, — ответила она. — По всей видимости, это оттого, что я люблю… Мне так кажется.

Была ли настоящей причиной ее любовь или, скорее всего, отговоркой, но фактом остается то, что в эти дни она очень часто плакала. Да и по отношению к своему любимому она демонстрировала теперь частую смену настроений. То она была лихорадочно весела, то, к его удивлению, вновь начинала плакать. И при этом она каждый раз убеждала Пола, что не чувствует себя ни в коей мере несчастной. А так как у него не было никаких оснований сомневаться в ее искренности, то Пол счел за благо относить эту неуравновешенность на счет повышенной нервозности.

Совместные выходы влюбленных в общество имели следствием то обстоятельство, что мисс Ладингтон теперь приходилось чаще, чем прежде, оставаться в одиночестве. Но при этом никак нельзя было говорить, что Ида пренебрегала ею ради своего жениха. Тревога, которую Ида испытывала со времени перенесенной мисс Ладингтон болезни, была сродни опасениям дочери по поводу здоровья любимой больной матери. Ида давала ей внимание и заботу, которых одинокая старая дама была лишена в течение всей своей жизни и которые были ей так нужны теперь. Она была бы в высшей степени признательна, оказывай их ей любой другой человек, но насколько же ей было приятнее получать это все от Иды!

В таинственном свете луны деревенская улица представляла собой весьма романтическое место для прогулок. Теперь весьма часто со ступеней молитвенного дома, который стал для влюбленных любимым убежищем, вплоть до полуночи разносились звуки гитары, на которой играл Пол. Во времена юности мисс Ладингтон эти ступени также были любимым местом сентиментальных парочек, и она хорошо помнила быстро завершившийся роман из первой земной жизни Иды. Тот роман также имел отношение к этим ступеням.

Однажды вечером, когда молодая пара задержалась на любимом месте дольше, чем обычно, мисс Ладингтон взяла свою шаль, тщательно закуталась в нее и пошла к ним через луг, дабы напомнить молодым людям, что даже влюбленным пора уже дать себе отдых.

Когда она подошла к ним, Пол сидел на нижней ступеньке и играл на гитаре, поглядывая на Иду, которая сидела выше, откинувшись на основание колонны. Луна освещала ее поднятое к небу мечтательное лицо. Одна рука покоилась на коленях, в то время как пальцы другой рассеянно играли прядкой волос, которые несколько растрепались и теперь выглядели особенно пышными. Как же хорошо помнила мисс Ладингтон эту позу и эту свою привычку играть волосами! Ведь они были свойственны ей много-много лет тому назад.

Она задержалась в тени до того момента, как Пол кончил играть. После того как струны стихли, она вышла и сказала, обращаясь к Иде:

— Я тут стояла некоторое время, наблюдая за тобою, сестра. Я пыталась представить себе, насколько это тронет тебя, когда ты вспомнишь, что уже сиживала некогда на этих ступенях. И было это около сорока лет тому назад. Ты сидела тогда в той же позе, что и теперь. И была так же хороша и молода, как и сейчас. А вот Пола даже еще не было тогда на свете. Да и его родители в то время были почти что детьми.

Ида опустила голову и едва слышно заметила:

— Мне не очень приятно вспоминать о тех временах.

— Мне тоже не хотелось бы думать об этом, — сорвавшиеся, как эхо, с губ Пола слова выдавали своим возбужденным тоном его ревность, которую он испытывал не впервые, думая о прежней жизни своей любимой. — У меня нет ни малейшего желания узнать, кто тогда сидел у ее ног. Так что и я с удовольствием забуду о тех временах.

Ида опустила голову еще ниже и ничего не сказала. Мисс Ладингтон была первой, кто нарушил молчание:

— У тебя нет оснований для каких-либо подозрений, — заметила она, обращаясь к Полу. — Я могу засвидетельствовать это. И, думается мне, тебе трудно представить себе лучшего свидетеля, чем я. Поверь, в той жизни она не знала, что такое любовь. Хотя это правда, она сиживала тут и в те давние годы. Привлекаемые этой красотой, которая так очаровала тебя, тут сидели у ее ног другие. Но ни один из них никогда не взволновал ее сердце. Так что ей пришлось вернуться на Землю еще раз, чтобы узнать, что же это такое — любовь.