Эвелин Энтони - Валентина

Валентина склонилась к огню, он высветил ее тонкое лицо, словно наполнил его теплым воском, и тем резче выделялись черные круги под ее глазами. Была какая-то странность в том, что вопреки немыслимым тяготам, которые она переносила, она все же оставалась очаровательной… Глядя на нее, Александре подумалось, что если даже они с майором погибнут, Валентина сама доберется до Орши, пусть ей придется идти туда пешком. Ведь и в таком состоянии, как сейчас, она продолжает неотступно думать не о себе, а о своем полковнике и судьбе французского войска…

— Как вы думаете, я найду его в Орше? — спросила Валентина у майора. Тот колебался. Было бы жестоким сейчас разочаровывать ее. Но продолжать подпитывать ее иллюзии тоже казалось не самым честным. Он чувствовал, что влюблен в Александру, но в Валентине он увидел женщину, достойную, по его понятиям, всяческого уважения. Да, этому полковнику де Шавелю повезло, если он все-таки выжил.

— Наполеон будет в Орше, — осторожно сказал он, — Следовательно, там будет и главная часть войска, прежде всего те, кто способен сражаться. Раненые, скорее всего, следуют в арьергарде. Значит, если полковник не ранен, он будет в Орше с императором. В противном случае его можно искать миль на пятьдесят позади основных частей. Я думаю, их все время атакуют русские.

— Он ранен, — сказала Валентина. — Я это давно чувствую. Он ранен, но не убит.

— Скажите, — кашлянул де Ламбаль. — А что вы все-таки собираетесь делать, если мы найдем полковника?

— Отвезти его назад, чтобы он был в безопасности. Когда человеку помогают, он везде пройдет и везде спасется. Именно этого я и хочу — помочь ему вернуться домой.

— То есть ты хочешь привезти его в Польшу, если он жив и если он не откажется с тобой ехать? — переспросила Александра. — Просто сказать!

— Если он жив и невредим, я последую за армией и буду ждать его… — тихо добавила Валентина. — Поверьте, он для меня равнозначен моей жизни. Неважно, если он не полюбит меня, и я не могу от него этого требовать. Он может без меня, а я без него — нет. У меня не осталось стыда, я только боюсь за него. И я последую за ним на тех условиях, которые он предложит. Вот и все. Может быть, вы не совсем меня понимаете. Но больше мне нечего сказать.

— Отнюдь, как раз теперь мне ясно! — воскликнула Александра. — Я думала, что все это наполовину фантазии, наполовину наивные желания… Теперь ясно, что это форма настоящего сумасшествия. Не знаю, какой лекарь тебе поможет… Не прекратить ли нам эти бесплодные разговоры — по-моему, давно пора спать!

— Тут осталось немного соломы, — сказал майор. — Я возьму шубу и посплю здесь на полу, а в вашем распоряжении — экипаж.

Валентина заметила, как майор с ее сестрой обменялись быстрыми взглядами. Она встала, сказав:

— Я пойду. Мне холодно, и я ужасно устала. Доброй ночи, майор!

Он встал и поцеловал ей руку. Валентина вышла.

— Доброй ночи, мадам. А вы? — обернулся он к Александре.

— Я еще посижу, если позволите, — заявила Александра. — Вы можете ложиться, если хотите.

— Нет, отчего же, я посижу с вами, — ответил майор. Он сел поближе к ней. Александра отодвинулась.

— Я хочу выпить, — сказала она.

— Вы слишком много пьете! — Майор вытащил флягу, горестно поболтал ею, вздохнул и опять спрятал в полушубок. — А почему вы поцеловали меня сегодня? — спросил он, надламывая мелкие хворостинки и бросая в подпрыгивающий огонь.

— Чтобы согреть вас, — едко ответила Александра. — Чтобы вдохнуть жизнь в ваше слабеющее тело.

— Но мне, откровенно говоря, показалось, что это поцелуй любви…

В темноте ее лицо придвинулось к нему, словно рассматривая что-то, и отдалилось опять.

— Любовь, любовь, — проворчала она. — Вы обожаете это слово. Но мне неизвестно его значение!

Они легли рядом на охапку соломы, близко-близко друг к другу и наконец занялись любовью. Потом они оба заснули от глубочайшего наслаждения, а чуть позже проснулись, снова одновременно… Он накрыл их замерзшие тела шубами и лег на нее сверху, не столько в знак обладания, но просто чтобы сохранить тепло…

— У меня было много мужчин, — прошептала она.

— Это не играет существенной роли, — усмехнулся он. — У меня тоже была куча женщин.

Она тихонько засмеялась своим грудным, тягучим смехом и обвила его шею своими нежными руками, обнажив теплые и гладкие подмышки.

— Да, — шептала она, — но сейчас все по-другому… Разве нет? А что ты чувствуешь?

— Да, — согласился он. — Все по-другому. Так бывает, когда занимаешься любовью с тем, кого действительно любишь. Значит, ты не любила тех, других, которые были раньше… Я думаю, ты многих из них просто слегка отпугивала. А я люблю тебя. Впрочем, ты ведь навряд ли скажешь, что любишь меня?

— Отчего же? — вдруг тихо и твердо сказала она. — Я люблю тебя. Я так тебя люблю, что готова была убить тебя за то, что ты чуть не замерз насмерть сегодня… Я могла тебя ударить — так я была зла…

— Знаю, — вздохнул он, тихонько посмеиваясь. — Такое уж ты кровожадное создание, кровожадное, но чертовски обольстительное… Я без ума от тебя. Но, Боже мой, почему мы не лежим в порядочной постели, в тепле и уюте, вместо того чтобы валяться здесь, как пейзане…

Он, зевнув, поцеловал ее. Все тело его ныло, не столько от усталости, сколько от глубокого, почти невыносимого наслаждения, полученного от этой женщины. Александра поцеловала его в ответ, жарко, жадно, но с нежностью, которая была невероятно приятна в такой жесткой женщине… Она его любила, любила до беспамятства. Никто из мужчин и близко не мог сравниться с ним в постели. Они были призрачны, те, другие, а этот настоящий, сильный… Кто у нее был? Соседи-помещики, которые все поглядывали по сторонам, боясь поместного скандала, или дворовые люди, которых она затаскивала к себе в постель, от скуки иногда сама секла розгами в спальне и которые удалялись, испуганные, как только надоедали своей госпоже. Все это имело мало отношения к той любви, которую она сейчас испытывала.

— Поль, — прошептала она. — Уже светает…

— Вижу, — пробормотал он. — Я знаю, нам с рассветом надо отправляться.

— Я чувствую что-то, Поль… Это возникло у меня еще в Варшаве… Не могу тебе объяснить на словах…

— Не надо объяснять, — ответил он. — Я тоже это чувствую. Мы не выйдем из этой истории живыми. Но не обращай внимания, детка. Это, в сущности, не так важно. Важно то, что мы наконец вместе.

— Надеюсь, что мы найдем его, этого де Шавеля, — сказала она. — Я хочу, чтобы она была с ним счастлива. Так счастлива, как я счастлива сейчас.

Уже не оставалось времени заново разжигать костер. Они позавтракали хлебом и сухими фруктами, запивая холодной водой. Через час после восхода солнца их сани отъехали от избушки по дороге на восток, в направлении Орши.