Робер Гайар - Мария, тайная жена

— Заходите, заходите! — воскликнул он. — Мне нужно ваше подтверждение. Я послал за вами, чтобы вы повторили слова, которые сказали мне. Вы говорили о двухстах убитых, не правда ли? Двоих вы будто бы прикончили собственноручно!

Дю Парке шагнул вперед. Как он понял, вопросы были лишь предлогом. Он уже узнал в незнакомце де Пуанси, который, видимо, отказался верить, что генерал и его кузен в руках Уорнера. И вот капитан представил пленников, доказывая, что не обманул.

— Я называл вам, капитан, лишь приблизительные цифры, — сказал дю Парке. — Что касается меня, то я был бы рад, если бы они значительно уменьшились. В конце концов речь идет о моих соотечественниках. — Генерал вздохнул и продолжал: — Соотечественниках, которые не по собственной воле нарушили клятву верности монарху и оказались втянутыми в бунт против королевской власти!

При последних словах де Пуанси круто повернулся, на лице застыло злое выражение.

— Я хорошо помню, генерал, — проговорил он с горьким сарказмом, — что благодаря вашей лояльности нашему королю Людовику XIII вас выпустили из Бастилии и наградили теми титулами, которые вы носите сегодня. Учитывая ваш прошлый богатый тюремный опыт, вам не трудно будет представить, какая участь вас теперь ожидает.

Дю Парке вопросительно взглянул на Уорнера, но капитан, видимо, не собирался пускаться в какие-либо разъяснения. Наклонив голову, он сидел, слегка покачиваясь в кресле, точно все происходящее его вовсе не касалось.

— И для вас, капитан, — повернулся де Пуанси к Сент-Обену, — это будет достаточно горькая пилюля.

— Я, сударь, старый солдат и привык к неприятным неожиданностям.

— В подземной тюрьме Бастера очень сыро, а поскольку из Франции больше не приходят корабли с продовольствием, то и с пищей довольно туго.

— Значит, вы сознаетесь, — воскликнул дю Парке, — что ради удовлетворения собственных непомерных амбиций вы готовы, не испытывая угрызений совести, обречь на голодную смерть все население!

Де Пуанси долго и пристально смотрел маленькими пытливыми глазками на дю Парке, а затем проговорил:

— Мне известны все ваши достижения на Мартинике, и я уверен, что вы прекрасный администратор. Я также не сомневаюсь в искренности ваших усилий способствовать процветанию колоний и в вашей личной порядочности; это вынуждает меня тем более сожалеть о вашем отношении ко мне. Я никогда не причинял вам вреда. Наоборот, при всяком удобном случае я заступался за вас перед Людовиком XIII, разумеется, без вашего ведома.

С другой стороны, знаете ли вы о каких-либо неизвестных мне достоинствах господина те Туаси, которого нам навязали в результате подлых придворных интриг? А если не знаете, то отчего вы выступили против меня, причем самым первым, опередив даже моих заклятых врагов вроде господина Уеля де Петитре? И почему вы повели против меня вооруженный отряд?

— Я служу регентше и забочусь о наследии Людовика XIV. И я верю в беспрекословное повиновение королевской власти.

— Вы верите, что служите королю, а я вот убежден, что именно я отстаиваю его интересы. Если монсеньор де Туаси станет генерал-губернатором, если ему удастся одолеть меня, он разрушит все, что мы создали на этих островах за долгие годы труда.

— Ну а как же все-таки насчет двухсот убитых? — внезапно вмешался Уорнер. — Вы когда-нибудь заговорите о потерях? К чему пустая болтовня о короле, регентше, колониях, добре и зле и о негодяе Туаси? Я прикажу его повесить, если он когда-нибудь осмелится ступить на землю Сент-Китса. Хватит глупостей! Расскажите мне о ваших мертвецах.

— Господин де Пуанси сообщит вам более точные данные, — ответил дю Парке.

— Его сведения не соответствуют вашим, — заметил Уорнер. — По его словам, вы оставили на поле боя свыше шестидесяти человек.

— Об этом я не был осведомлен, — сказал генерал. — И как высоко он оценивает собственные потери?

— Менее десяти солдат!

Предвидя сердитую реплику Уорнера, де Пуанси резко перевел разговор на другую тему.

— Капитан, завтра я пришлю команду за пленными, — вставил он, торжествующе улыбаясь дю Парке и Сент-Обену, и добавил: — Жаль, что у капитана Уорнера в тюрьме нет свободных мест. К моему великому огорчению, я должен взять вас на собственное обеспечение. Между прочим, я нашел для вас двух превосходных надзирателей, которые, я уверен, вам придутся по душе. Их зовут Шарль и Гольбер де Пуанси.

— Сударыня, — сказала Жюли, — пришел Ив Лефор и настаивает на встрече с вами. Говорит, что у него дело чрезвычайной важности.

Мария лениво повернула голову на подушке. На ней была ночная сорочка из светло-розового шелка, такая тонкая, что на первый взгляд женщина казалась совершенно нагой. Нежный блеск прозрачного материала лишь подчеркивал четкие контуры ее груди, красивый изгиб талии, линию бедер и изящную форму колен и икр.

— Жюли, — проговорила она с досадой, — ты прекрасно знаешь, что я не желаю видеть этого человека. Передай ему: я устала и вообще никого не принимаю во время сиесты.

— Но я не могу ему это сказать, сударыня! — воскликнула Жюли.

— И почему же?

— Да потому, что он вот такой! — ответила Жюли и постаралась изобразить Лефора.

Она надула щеки, выпятила грудь, изогнула крутые бедра и, подбоченясь, степенно прошлась по комнате, покручивая воображаемые усы.

— Ты должна набраться храбрости, — заметила Мария. — Я не хочу, чтобы меня сегодня беспокоили, так и передай ему! В конце концов всем известно, как я страдаю, — добавила она с внезапным раздражением. — Генерал в плену, и никто не знает, когда и на каких условиях его отпустят. И тем не менее каждый день кто-нибудь приходит и мешает мне как раз в тот момент, когда я думаю о нем. Мне все это надоело. Я больше никого не хочу видеть. Ты понимаешь? Не хочу никого видеть.

— Но, сударыня, — уныло протянула Жюли, — то же самое я уже говорила ему, и вы знаете, что он ответил? Он покрутил ус — вот так — и сдвинул брови — вот так — и потом заорал: «Если твоя госпожа через пять минут не спустится вниз, я изрублю тебя, молодка, на мелкие кусочки!»

Прежде чем повернуться к Жюли спиной и тем самым дать понять, что она не станет больше слушать никаких возражений, Мария сказала:

— Тем хуже для тебя. Тебе придется позволить ему изрубить себя на мелкие кусочки!

Однако ее слова заглушил зычный голос, прозвучавший во дворе прямо под окнами спальни.

— Эй там, наверху! — орал Лефор во всю глотку. — Есть ли кто-нибудь живой в доме в отсутствие генерала? Эй, Жюли!.. Кинк! Если я сейчас же не получу ответа, за меня начнут говорить мои пистолеты! Черт побери! Неужели нужно поджечь эту развалюху, чтобы выкурить крыс?