Кэти Хикман - Алмаз

— Какие собаки, синьора? — ошарашенно прошептала она. Земля под ногами закачалась, и девушка схватилась за решетку. — Какие собаки? — повторила тихо.

Но никто ее не слушал. Синьора Гриззани набросилась на мужа с кулаками.

— От нее останутся одни ошметки! Что мы тогда будем делать? — верещала акробатка.

Мариам стояла возле клетки и смотрела на драку — трогательная, неуклюжая, в промасленном кожаном жилете и брюках, с нелепыми рогами на голове. В глубине души она понимала, что те мужчины вовсе не так добры. Город, еще недавно бывший для нее оплотом свободы, теперь казался зловещим: темные мощеные улочки, полуразвалившиеся дома с соломенными крышами. С гор за селением спускалась легкая дымка. Клочья тумана просачивались через сосновый лес, как жуткие призраки. Ее собирались убить.

— Basta! У нас нет выбора, capito? — побледнев, заорал синьор Гриззани и двинул жене кулаком. Та отлетела к стене. — А ты пойдешь со мной.

В руках мужчина держал палку с металлическим острием вроде тех, которыми пастухи погоняют скот.

— Куда? — обмирая от ужаса, спросила великанша.

Хозяин лишь молча подтолкнул ее палкой в сторону деревни. Его руки дрожали. Почему Мариам не скрылась в чаще леса, пока была возможность?

Ну почему? Почему?

Долгие годы рабства — у родителей, у торговца, у цирка — сломили волю. Дочь Минотавра даже не подумала о побеге.

Она брела по улицам, склонив голову, словно осужденная на казнь. Разум был парализован страхом, и девушка едва понимала, куда идет. Женщины украдкой глазели на нее из-за дверей и занавешенных окон и в ужасе убегали, стоило великанше повернуть неуклюжую голову, все еще украшенную рогами. От нее, словно от опасного зверя, прятали малышей. «Неужели меня и правда считают чудовищем?» — думала Мариам, вглядываясь в лица прохожих. В глубине души девушка понимала, что для этих людей она монстр из чащи, который пожирает овец, крадет детей, прячется на недоступной горной вершине в заваленной костями пещере.

Чудовище, о котором долгими зимними вечерами у очага рассказывали их прадеды и которого сами они видели в ночных кошмарах.

Когда они подошли к медвежьей яме, почти стемнело. Острый частокол, суровые мужчины с пустыми глазами. Где-то вдали рычали собаки.

Синьор Гриззани подтолкнул остолбеневшую от ужаса девушку вперед.

— Все будет хорошо, — мрачно проговорил оп.

Их окружили мужчины. Мариам умоляюще посмотрела на хозяина, но тот даже не обернулся. Шум, неразбериха, громкий лай, крики… Чья-то рука вложила в ладонь великанши твердое и холодное. Нож.

Не успела Мариам и глазом моргнуть, как оказалась в яме с тремя боевыми собаками. Одна, небольшая, но крепкая и приземистая, тотчас взвилась в воздух на два-три фута и бросилась на девушку, норовя перегрызть горло. Силачку спас рост — тварь смогла допрыгнуть только до груди. Дочь Минотавра подняла руку для защиты. В нее впились острые зубы. Великанша отшвырнула зверя с такой силой, что гот, скуля, отбежал в дальний угол.

Не успела Мариам прийти в себя, как на нее накинулись два других пса. Она пыталась отбиваться кулаками, но была вынуждена отступить и выронила нож. Наклонилась поднять его — первая собака короткими бросками атаковала ноги, рыча и щелкая зубами. Крики мужчин. Местные наблюдали за боем. Дочь Минотавра возблагодарила судьбу за то, что на ней тяжелые кожаные сапоги.

Ягодицу и бедро пронзила боль — две собаки намертво вцепились сзади. Мариам попыталась скинуть их, но не смогла ударить достаточно сильно. Несколько раз треснула кулаком по головам и сообразила, что слабые места псов — глаза и уши. Ткнула большим пальцем собаке в гляделку — будто раздавила крупную виноградину. Тварь истошно завизжала и уползла. Из глаза хлестала кровь.

Собак осталось две. Мариам слабела, по ногам и рукам струилась кровь. Псы, почуяв запах, обезумели и кидались с новой силой. Девушка закрылась руками, и твари вцепились в нее. Взревев от боли, она сбросила одну, но та накинулась сзади.

Великанша без сил упала на колени. «Вот и все, — подумала она, — смерть пришла». Далее легче стало. Вопящая толпа почуяла, что конец близок. Гладиаторша не слышала криков, только биение собственного сердца. Она не видела лиц, но знала, что взгляды полны ненависти, болезненно-бледная кожа туго обтянула скулы, рты приоткрылись, обнажая гнилые зубы, слюна разлетается вокруг.

Девушка с трудом шевелила руками и ногами. Ударом кулака достала еще одну собаку. Та убежала, припадая на лапу и пытаясь зализать рану.

Оставался последний враг, самый большой и злобный. В отчаянной попытке выжить Мариам поднялась на ноги, но слишком медленно и неуклюже. Собака атаковала. Словно поваленное дерево, силачка рухнула и скорчилась на боку, прикрывая голову. Не было боли, только рычание, вой и зловоние клыкастой пасти. Во рту — металлический привкус крови.

И вдруг под щекой — что-то твердое и холодное. Нож! Челюсти собаки сомкнулись на предплечье, но девушке чудом удалось высвободить вторую руку, схватить оружие и, собрав остатки сил, вслепую ткнуть. Внезапно повисла тишина. Животное покачнулось, упало ей на плечо и забилось в судорогах. Из горла торчала сталь.

В следующей деревне странности повторились.

Труппа разбила лагерь на окраине небольшого прибрежного селения, у оливковой рощи. Подношение обнаружила на рассвете сестра Илькай, Иоанна. Она чуть не наступила на еду: фрукты, пресные хлебцы, покрытый глазурью кувшин оливкового масла. Поспешила рассказать Мариам.

Эти продукты тоже были аккуратно разложены на подстилке из свежих листьев.

Великанше это не понравилось. В лагерь вела узкая тропинка. Неизвестный нашел дорогу даже под покровом темноты. Это что, слежка?

Но Иоанна с сестрой сочли находку хорошим знаком. Они поделились новостью с остальными, которые едва успели выйти из шатров. Начались споры, как делить провизию. Елена наблюдала за происходящим из-за тонкого муслинового полога шатра. Только она могла разгадать мысли Мариам.

Женщина взяла причитавшуюся им буханку, сбрызнула маслом, подошла и присела под деревом рядом с силачкой. Солнце едва просачивалось сквозь листву древней оливковой рощи, ветерок приятно холодил кожу. В поселке запели петухи. Между беленых домиков блестело море.

— Что служилось? — ласково спросила Елена. — Опять приснился кошмар? Ты плакала во сне.

Великанша молчала. Фокусница разломила хлеб, отдала половину подруге вместе с пригоршней оливок. Посмотрела на море. Ярко-синие волны, белые стены домов, желтая пыль тракта резали глаза. Вдалеке, по ту сторону селения, на выпас вели стадо коз. На горизонте появился кораблик, белые паруса раздувались на ветру.