Шерил Сойер - Любовница. Война сердец

Она кивнула.

— Он провел много операций в Испании, но его последнее задание было во Франции.

Подполковник увидел, как судорога исказила ее лицо, она была готова услышать правду. Он сочувственно улыбнулся ей.

— Я должен сказать вам, что это было не официальное задание. Это была личная миссия, которую он сам предложил сэру Генри. Знаю, что сэр Генри очень неохотно одобрил это. Но не просто потому, что ваш муж мог очень хорошо убеждать, сэр Генри тоже высоко ценил его способности: он думал, что существует хороший шанс, что он преуспеет.

— Преуспеет в чем? Что он должен был сделать?

— Убить Наполеона Бонапарта. — Подполковник увидел, как ее глаза расширяются. — Неприятно, я знаю. Не то, что вы хотели бы услышать. И, как сказал бы герцог, войны выигрываются не таким способом. — Он помедлил немного, чтобы дать ей возможность прийти в себя, затем сказал более сердечным тоном: — За этим стоит история: я не знаю, какая судьба постигла вашего мужа, но я могу объяснить, как возникла миссия. Вы хотели бы, чтобы я рассказал вам?

София пробормотала:

— Будьте так любезны.

— Это основывается исключительно на том, что ваш муж рассказал сэру Генри. Однажды в начале весны 1813 года группа военных офицеров секретно встретилась на какой-то мансарде в Париже. Мы не знаем, сколько их было, возможно, дюжина. Сэр Эндрю, хотя и был одним из них, даже не знал имени большинства из них. В группу входили французы, англичане, испанец, прусс, объединенные одним стремлением: Бонапарт должен быть уничтожен. Они все знали об ужасном риске такой попытки, но согласились на это все до одного и дали священную клятву выполнить это.

Подполковник поудобнее уселся на своем стуле и изучающее посмотрел на нее. София пыталась привести свои воспоминания о муже в соответствие с мыслью о нем как об убийце. Он продолжал:

— Они решили, что не могут выполнять задачу в составе группы или завербовать кого-либо: опасность обнаружения была слишком велика. Это были отчаянные времена, и план, который они придумали, был такой же отчаянный. Они решили, что каждый должен действовать в одиночку, когда придет его час, поэтому бросили жребий, чтобы определить очередность. Каждый написал свое имя и адрес человеку, предшествовавшему ему, и запомнил тех людей, которые должны были последовать за ним. Помимо этого, они не получили никакой информации, прежде чем расстались, и больше никогда не видели друг друга. Лучший способ защитить секреты — это не иметь их. Они выбрали простую линию поведения. Первый человек должен был составить свой собственный план нападения, подготовить убийство и выбрать дату, когда оно должно быть совершено. Это могло занять недели, месяцы, в зависимости от его доступа к Бонапарту и его способности обойти тех, кто был вокруг него. Как только человек был уверен в дате, он должен был отправить пакет следующему человеку — что-нибудь обычное: книгу или пачку табаку с листком бумаги в нем, на котором он должен был написать дату и тайный знак. Следующему человеку больше ничего не нужно было делать, только ждать. Если дата проходила и он узнавал, что Бонапарт все еще жив, значит, попытка провалилась, а его предшественник убит.

Подполковник помедлил. Лицо Софии было застывшим, как будто мысли заставляли холодеть ее кровь.

— Вот что случилось с сэром Эндрю. Он получил лист бумаги и знал, что его время пришло. К его чести англичанина, он не отправился выполнять свою миссию, не обсудив ее с сэром Генри. К своему бесконечному сожалению, сэр Генри принял то, в чем ваш муж был убежден, и позволил ему выполнить это.

София чувствовала себя обманутой:

— И вы больше ничего не знаете?

Он покачал головой. Это казалось жестоким: она пришла к нему за утешением, а все, что он сделал, это разбередил старые раны. Затем полковник поднялся, подошел к секретеру рядом с дверью и взял карандаш и бумагу.

— Есть одна небольшая вещица, которую я могу вам показать — кодовый знак, который каждый мужчина пишет рядом с датой. — Он изучающе посмотрел на нее. — Я говорю «пишет», потому что у нас есть основания полагать, что кое-кто из секретной компании, к которой принадлежал ваш муж, все еще жив. Понимаете, у них было соглашение, что если Бонапарт будет посажен в тюрьму или отправлен в ссылку, они не станут поднимать против него оружия. Поэтому все то время, что император провел на Эльбе, они не предпринимали попыток убить его. Теперь, когда Наполеон вернулся, он снова превратился в мишень.

Грант нарисовал знак и передал ей бумагу.

— Вот он. Омега, последняя буква греческого алфавита. Знак, который должен означать конец Бонапарта.

София, взяв ее, взглянула на рисунок, и лист сразу же задрожал в ее пальцах. Она задумчиво произнесла:

— Подкова.

— Прошу прощения?

Она поднялась на ноги, бумага дрожала у нее в руке.

— Омега. Это похоже на подкову дугой кверху.

Свет забрезжил…

— Вы хотите сказать, что видели ее раньше? На сообщении от сэра Эндрю?

— Нет, нет! — она покачала головой. — Но я видела ее, да. Эндрю оставил золотую булавку моему сыну. В виде подковы. — Она замолчала, и ее темные глаза, устремленные на него, казалось, стали глубже, как спокойная вода под сенью деревьев.

Наконец, она взяла себя в руки и спокойным тоном спросила:

— Значит ли для вас что-нибудь имя — Жак Десерней?

Если бы Колькухон Грант не стоял так близко к ней, если бы атмосфера в комнате не была столь экстраординарной, София не застала бы его врасплох. Но когда она произнесла это имя, у него внутри что-то дрогнуло, и это отразилось в его глазах.

— Вы знаете его, — сказала она, удерживая взгляд. — Он один из группы? Он один из ваших агентов, как Эндрю?

Подполковник отступил назад.

— Я сожалею, леди Гамильтон, эта тема не входит в рамки нашей встречи.

— Вы не понимаете. Все это время я думала противоположное. Я думала о нем как о враге. И все это время, если он ждал… Если это было то, что увело его отсюда, маленький кусочек бумаги…

Жак Десерней? Искушение задать ей вопросы было так велико, что ему пришлось физически подавить его, сложив руки на груди.

— Если у вас возникнут какие-либо еще вопросы о сэре Эндрю, леди Гамильтон, пожалуйста, не стесняйтесь снова обратиться ко мне. И мне очень жаль, но я более не могу быть ничем вам полезен сегодня.

Она покачала головой. Грант понял, что мятежное выражение в ее глазах было надеждой. Затем он увидел: она приняла тот факт, что беседа закончена, овладела своим лицом и сумела улыбнуться ему, хотя губы ее дрожали.

— Нет, я признательна. Вы были очень добры. Спасибо за то, что вы уделили мне время, когда вы, должно быть, так ужасно заняты. Я не буду оказывать на вас давление. Это несправедливо.