Барбара Картленд - Невинность и порок

Игроки даже не повернули головы, когда она входила. Селина села на прежнее место у камина, взяла газету, украдкой бросила взгляд на часы. Близился первый час ночи.

Еще через четверть часа, когда в игре был сделан перерыв и лакеи внесли напитки и бутерброды, барон сказал:

— Я думаю, мы сыграем еще три раза, а потом позволим Тивертону покинуть нас, чтобы проводить сестру домой. У меня такое чувство, что очаровательная леди заскучала.

Селина встала и подошла к столу.

— Мне было интересно наблюдать за вами издали, — сказала она. — Разрешите мне сделать то же самое вблизи.

— С огромным удовольствием, — стараясь выглядеть безупречно галантным, произнес барон.

Он глотнул вина, потом снял очки и тщательно протер их платком. Закончив эту процедуру, он спрятал очки в карман, но затем, через какой-то момент, вновь достал их.

Селина могла поклясться, что это другие очки.

Она обратилась к Тивертону.

— У тебя покраснели глаза от напряжения, Квентин, — произнесла она достаточно громко тоном заботливой сестры. — Если ты не наденешь свои очки, у тебя снова заболит голова. Надень их, пожалуйста, иначе утром ты будешь мучиться от мигрени.

Сказав это, она ловко изобразила, что вынимает из его кармана очки, которые на самом деле достала из ридикюля. Одновременно, она коснулась его руки, предупреждая, чтобы он не вздумал возражать.

Тивертон, однако, был достаточно сообразителен, чтобы понять, что у нее были причины для подобных манипуляций.

— Ты хлопочешь обо мне, словно надоедливая супруга, — добродушно пошутил он и, покорно приняв от нее очки, водрузил их себе на нос.

Барон, занятый беседой с одним из гостей, не обратил на их диалог особого внимания. Он вскрыл новую колоду и спросил:

— Ну как? Мы готовы?

Селина возвратилась на свое прежнее место.

Она решила, что было бы неразумно ей оставаться возле Квентина, но волнение ее нарастало. Она была уверена, что Квентин уже обратил внимание на светящиеся точки на картах, которые каждый из играющих развернул веером перед собой.

Буквально через мгновение Тивертон положил карты на стол и прикрыл их ладонью.

Барон стал повышать ставки, причем называемые цифры показались Селине астрономическими.

Один за одним другие игроки пасовали, пока на поле брани не остались только двое — Квентин Тивертон и барон.

Сражение длилось долго, ставки все росли, и вдруг Селина услышала, как барон что-то произнес в гневе и бросил карты на стол. Квентин выиграл.

Дважды еще повторилось то же самое, и дважды Квентин одерживал победу.

— Я не могу понять… — проворчал барон. — Удача, кажется, мне изменила!

Несомненно, он был выведен из себя, так как резко встал, с шумом отодвинул стул и с пренебрежительной миной на лице отошел от стола.

— Вы не должны сердиться на Тивертона за то, что он наконец взял реванш, — заметил француз. — Ведь два раза он был в крупном проигрыше.

Больших усилий стоило барону скрыть свое недовольство. Он произнес явно неохотно:

— Да-да, конечно! Все справедливо. Не повторим ли мы игру сегодня вечером?

Квентин Тивертон сгреб часть выигранного золота в платок и завязал концы. Узел получился внушительных размеров. Селина сказала:

— Может быть, какие-то монеты поместятся в мой ридикюль?

Он заполнил ее ридикюль и доверху набил свои карманы.

— Приятный был вечер, барон, — сказал он. — Невозможно описать словами, какое удовольствие я получил…

— Вы придете на следующую игру? — прервал его барон.

Это был скорее не вопрос, а утверждение.

— Не ручаюсь, — ответил Квентин. — Мне кажется, что я слишком мало времени уделяю моей бедной маленькой сестричке. Я слишком забросил ее, и она скучает. Мы получили множество приглашений на званые вечера, и было бы с нашей стороны непростительно пренебречь ими.

— Если вы не сможете сегодня, то я жду вас завтра.

Повелительный тон барона был почти оскорбителен. Но Квентин лишь улыбнулся:

— Вряд ли вам стоит ждать меня, если я не явлюсь вовремя. Все зависит от моей сестры. Она мной повелевает, а я лишь покорный ее слуга.

— Мы все были бы счастливы выступить в подобной роли и сопровождать несравненную мисс Тивертон куда угодно, — вмешался галантный француз.

— И все же я буду ждать вас здесь! — резко заявил барон, до неприличия повысив голос.

Селина и Квентин распрощались с партнерами по игре и через минуту уже сидели в экипаже, который вез их обратно на виллу.

Тивертон внезапно заключил Селину в объятия и восторженно воскликнул:

— Ты замечательнейшая, чудеснейшая девчонка! Но как тебе это удалось? Как ты смогла вывести его на чистую воду?

Прижавшись к его груди, Селина молчала. Ей трудно было произнести хоть слово. Со всей ясностью она осознала в этот момент, что влюблена.

Войдя в салон, Квентин Тивертон убрал со столика фарфоровые безделушки и вазочки, высыпал на него груду монет.

Добыча была так велика, что казалось, круглый маленький столик вот-вот подломится под тяжестью монет.

Глаза Селины светились, так же как и золото на столе.

— Сколько же ты выиграл? — спросила она, затаив дыхание.

— Почти тысячу фунтов, если считать на английские деньги, — ответил он. — По крайней мере, достаточно, чтобы не думать о деньгах какое-то время.

— Мы сможем расплатиться с долгами? — обеспокоенно поинтересовалась Селина.

— Сегодня же мы это сделаем, — кивнул он и, опустившись в кресло, вытянул ноги, приняв расслабленную позу. — А теперь доложи в подробностях, как ты это все провернула?

Селина послушно описала ему свое путешествие в спальню барона.

— Я сама не знала, что ищу, — призналась она, — но у меня было предчувствие, что я обязательно найду нечто… какую-нибудь улику, подтверждающую твои подозрения.

— И что дальше? — торопил Квентин. Любопытство жгло его, и он подгонял Селину.

— Я увидела крохотную кисточку и не могла взять в толк, зачем она понадобилась барону…

— Да уж, в пристрастии к искусству его не заподозришь, — согласился Тивертон.

— …и тут я заметила светящееся пятнышко…

Селина дала подробный отчет о дальнейших своих открытиях, о светящихся пилюлях, о волшебных свойствах очков, о колодах карт, хранящихся в ящике туалетного столика.

— Чего я не могу понять, так это зачем барон, будучи столь богатым, докатился до постыдного шулерства.

— Да, он богат, это правда, но есть люди, которым всегда мало того, что они имеют.

Тивертон добавил после некоторого размышления:

— Я убежден, что барон играл честно вплоть до последних нескольких сдач. Но когда на кон было поставлено уж слишком много, а ему казалось, что выиграл он за вечер недостаточно, тут он и поддался искушению.