Маргерит Кэй - Невинная в гареме шейха

Он принял протянутые к нему руки и позволил опустить себя на подушки.

— Значит, это сказка? И я — ваш принц?

— Конечно.

— Тогда вы должны мне повиноваться, — сказал он, выдергивая шпильки из ее волос и погружая в них пальцы.

— Ваше желание для меня закон, о повелитель!

— Превосходно! — откликнулся Рамиз, снимая с нее одежду. Он провел ладонями по обнаженным плечам и груди, скользнул по талии и остановился на верхней части бедер, после чего затем скинул через голову свой халат. — Хотя сегодня, я думаю, мы поменяемся ролями. Ваше желание для меня закон. Что бы вы хотели, чтобы я сделал?

Следующим утром шейх Фарид представил принцу свою дочь Джуман. Их визита ждали, к нему готовились. Силия стояла в тени своего шатра и смотрела, как Акил суетливо занимается расстановкой мебели в шатре Рамиза. За откинутой передней стенкой открывалось внутреннее пространство, намного больше и богаче того, что было в ее владении. Слуги расставляли чайный сервиз под пристальным взором Акила, еще один слуга, к удовлетворению последнего, полировал золотой чайник, а в углу сидел сам Рамиз и просматривал какие-то бумаги.

Фарид прибыл верхом на изысканно черной чистокровной лошади, а его дочь по контрасту на не менее великолепной серой. Третья лошадь — тоже серая — изящно гарцевала чуть позади на длинном поводе. Силия даже со своего места хорошо видела, как красиво они мчатся — и неудивительно, ибо эти чистокровные лошади с красивыми изогнутыми шеями и развевающимися хвостами составляли значительную часть благосостояния шейха. Она слышала, как вчера за ужином об этом говорили.

Дочь шейха оказалась моложе, чем думала Силия, — по возрасту ближе к Кэролайн, чем к Кэсси — всего лет шестнадцати или семнадцати. Ясмина поделилась с ней, что в А-Кадизе девочки выходят замуж совсем молоденькими, но Силии все равно подумалось, что девушка уж слишком юна для Рамиза. Да она ему до смерти наскучит. О чем вообще думал Акил, когда предлагал Рамизу такую малышку?

Однако, наблюдая, как та легко и гибко спрыгивает со своей лошади, Силия стала понимать, почему Джуман предлагают ему в жены. Затем Силию пригласили на чай с достопочтимыми гостями, и это понимание полностью оформилось. Джуман Фарид была невероятно красива: черные, как смоль, волосы сияют здоровым блеском, миндалевидные глаза смотрят таинственным и одновременно соблазнительным взглядом, на ярких губах, сколько ни вглядывайся, невозможно обнаружить ни крупицы подкраски. Она обладала идеальной фигурой по форме песочных часов и явно происходила из знати. «Без сомнения, у нее длинная и внушительная родословная, — горько подумала Силия. — Она — первый ребенок первой жены шейха, его первенец». Даже Силия понимала, насколько это важно.

Одетая в традиционные шаровары и тунику, поверх которых красовалась длинная абайя, Джуман тем не менее ненавязчиво демонстрировала свои прелести — темно-красный и золотисто-прозрачный шифон почти ничего не оставлял на долю воображения.

Силия продолжала об этом размышлять, пока вдруг точно не осознала: она же просто ревнует! Едва ли Джуман можно вменять в вину, что она очень привлекательна и безусловно подходит в жены Рамизу. Кроме того, она со всеми вела себя одинаково идеально: заговаривала, только когда к ней обращались, «ухаживала» за Силией, подливая ей чай, благовоспитанно сидела с опущенным взглядом. И только когда Фарид предложил дочери показать принцу его подарок — великолепного скакуна, Джуман радостно захлопала в ладоши и поднялась с места. Она засияла таким искренним энтузиазмом, что Силии стало нехорошо.

Акил предложил Рамизу посмотреть на коня в действии, а шейху Фариду — позволить Джуман сопровождать принца. Фарид согласился, но с одним условием: он тоже поедет с ними. Силия, к своему стыду, почувствовала облегчение, но все равно провожала их с тяжелым сердцем.

Она вернулась в свой шатер и занялась вышивкой — она вышивала кафтан, который собиралась подарить Рамизу перед отъездом. К полудню ее сморил сон, и она задремала, а через некоторое время проснувшись, обнаружила, что все трое не возвратились к шатрам, а отправились прямо к бедуинской стоянке, ибо туда уже прибыло новое племя просителей подаяния.

— Вы можете присоединиться к ним, если пожелаете, — сообщил Акил таким тоном, словно предупреждал — лучше этого не делать.

Она прислушалась к невысказанному совету, в одиночестве поужинала и пораньше отправилась в постель, прихватив с собой книгу.

Однако Рамиз снова пришел к ней, как и предыдущей ночью. И занялся с ней любовью — да с такой пылкой страстью, что она целиком захватила их обоих.

То же самое произошло и на следующий день, и еще на следующий — с прибытием каждого нового племени. Силия некоторое время проводила одна, потом играла с детьми и старалась не встречаться на публике с Рамизом. Днем все его свободное время занимали Акил или Джуман, но все ночи отдавались Силии.

Они занимались любовью. Разговаривали. Она читала ему. Рамиз рассказывал, какие интересные дела ему приходилось рассуживать. Силия делилась своими мыслями насчет благотворительного лагеря для бедуинских детей, где можно было бы хоть немного обучить их наукам.

— Мне кажется, это должно сработать. Особенно если выбрать для занятий один из больших оазисов. И проследить, чтобы учитель был готов учить пятьдесят слабых учеников вместо обычных пяти сильных, — нетерпеливо говорила Силия. — Большая часть а-кадизцев не имеет никакого образования. Ясмина передавала, что ты когда-то сказал по этому поводу: если не имеешь возможности проверить свои способности, это не значит, что у тебя их нет. Дело ведь не в том, что эти дети не хотят учиться — у них нет такой возможности. И родители не могут их ничему научить, поскольку сами необразованны.

Ободренная поддержкой Рамиза, она перешла к более практичному описанию этой «школы в шатрах», как она ее называла.

— Похоже, ты все тщательно продумала, до малейших деталей. Очень впечатляет, — ответил Рамиз, когда она закончила. Он смотрел на нее с новым уважением.

А она спросила с некоторой неуверенностью:

— Это получится, как ты думаешь?

— С хорошими преподавателями — почему бы и нет. Но где найти столько людей, готовых приняться за такое трудное дело?

— Я бы сама этим занялась, — без раздумий сказала Силия.

— Жить в шатре, обучая бедуинских детей? Едва ли это возможно. Да и твой отец никогда бы этого не позволил.

— Наверное, ты прав.

— Чем ты будешь заниматься, когда вернешься в Англию?

— Не знаю. — Силия отвела взгляд и прикусила губу. — Не знаю. Наверное, буду преподавать в благотворительной школе. У нас тоже хватает детей нуждающихся в образовании, а у меня, видимо, есть для этого способности.