Джудит Френч - Мой нежный варвар

Его прикосновение всегда возбуждало ее, но сейчас у нее не было желания заниматься любовью. Прошлой ночью она опять видела странные сны. Она поцеловала его в лоб, увернулась и поправила сорочку.

— Вы опоздаете, — напомнила она ему.

Он положил руку под голову, лег и закрыл глаза.

— Ты для меня не наложница, — сказал он. — Только дай согласие, и я женюсь на тебе.

— Я не уверена; хочу ли быть одной из многих, мой повелитель. Я не согласна делить мужа с кем бы то ни было.

Его глаза подозрительно сузились.

— Ты и сейчас делишь меня!

— Это не то же самое. Сейчас вы со мной потому, что я пригласила вас. А если я стану вашей женой, мне придется подчиняться вашей воле.

Птолемей сел.

— А разве сейчас ты не подчиняешься моей воле?

— Не так, как в браке. Если бы я не впустила вас, вы не приказали бы своим стражникам вломиться сюда, чтобы насильно овладеть мной.

Птолемей нахмурился.

— Не будь так самоуверенна! Ты принадлежишь мне, Майет. Твое тело и душа принадлежат мне. Я твой царь. Я могу быть твоим рабом, но в этом царстве правлю я.

Она не стала возражать. Но когда он поцеловал ее в губы, не ответила на ласку. Он отодвинулся.

— Ты невыносима. Чего ты еще хочешь, Майет? Драгоценностей? Ароматных масел? Владений? Я могу казнить одного, из своих наместников и отдать тебе его земли и доходы.

— Пощадите свою верную свиту… — Она села и обхватила колени руками. — Зачем вам жениться на мне? Вы можете найти себе дюжину женщин, которые будут ублажать вас лучше, чем это делаю я.

— Нет другой такой женщины, как ты. Мы созданы друг _ для друга. Я хочу основать династию. Я буду фараоном как по имени, так и по власти. И хочу, чтобы ты родила мне сыновей, которые взойдут на трон Египта после меня.

Глаза Майет заблестели от выступивших слез.

— Если бы я могла родить вам ребенка…

Слабая боль в животе подсказывала ей, что месячные должны начаться через несколько часов. Наступил еще один лунный цикл, а она так и не зачала от его семени. Ее подруга и помощница Геспер становилась тяжелее с каждым днем. Этой женщине еще не было двадцати лет, а она ждала второго ребенка.

— У меня был ребенок, — напомнила Майет. — Почему же не получается зачать еще одного? Сколько у вас уже детей? Целая дюжина?

Он отмахнулся.

— Я способен зачать ребенка. Но у меня одни дочери. А откуда ты узнала про них?

— Услышала от рабынь. В Александрии новости распространяются быстро.

— Ты не должна слушать сплетни рабынь. Я уверен, что их пока не дюжина. И, по крайней мере, две, возможно, не от меня. Ни одна из них не рождена от моих жен, поэтому их не следует брать в расчет. У меня когда-то был сын, его звали Парис.

— В Греции?

— Нет, в Персии. Его мать была аристократкой. Но шла война, и она погибла. Я навсегда потерял ее.

— Так же, как и я своего сына.

Он нежно провел пальцем по ее губам.

— У меня должен быть сын, Майет! Много сыновей. Ты родишь их от меня.

— А что, если вы возьмете меня в жены, а я не смогу подарить вам наследника?

— Это невозможно.

— Отчего же невозможно? Я уже немолода.

Он рассмеялся.

— Тебе нет еще и тридцати лет. Моей матери было столько же, сколько сейчас тебе, когда она родила меня. Мой отец — царь Македонии Филипп Второй. Ты знала об этом? Великий Александр и я были рождены от одного отца.

— Вы воспитывались вместе?

— Да, я был ему братом и другом. — Он поджал губы. — Долгие годы я находился в его тени. Теперь настало мое время.

— Да. Вы перевезли его тело сюда и построили ему роскошную усыпальницу.

Выражение жестокости исчезло с лица Птолемея.

— Да, и это было непросто. Он умер в Вавилоне. Тебе известно об этом? Он умер летом, но его тело не было тронуто тлением. Даже сейчас он кажется спящим в своем гробу, сделанном из золота, стекла и хрусталя.

— Я бы хотела увидеть это чудо!

— Нет! Я не позволю тебе разгуливать по городу, где на каждом углу таится опасность. Мои солдаты смогут защитить тебя от кинжалов и стрел, но там повсюду подстерегает зараза. Ты слишком красива, чтобы позволить шрамам оспы обезобразить твое лицо.

— Я женщина из плоти и крови. Я не младенец, которого надо пеленать и оберегать от любой опасности. — Она поднялась с ложа и ударила в маленький гонг. — Вам пора поесть и искупаться, мой повелитель. Никто не посмеет упрекнуть вас в опоздании. Все станут обвинять в этом меня.

Он усмехнулся.

— Ну вот, теперь ты говоришь как жена.

Она сбросила сорочку, вынула из волос булавки из слоновой кости, и роскошная золотая копна упала ей на спину. Пройдя к бассейну, занимавшему четверть опочивальни, она сошла по ступеням в воду, которая, как всегда, была не слишком холодной и не слишком горячей. Вода доходила ей до груди.

— Никогда не обрезай волосы! — сказал Птолемей. — Это самое дорогое твое сокровище.

— Наверно, мне следует отрезать их и преподнести вам в шкатулке. Тогда все, что останется от меня, сможет получить свободу.

Он подошел к борту бассейна и окинул ее жестким взглядом.

— Ты считаешь себя пленницей?

Чувствуя, как все внутри сжимается, Майет дерзко подняла голову.

— Идите, занимайтесь своими царскими делами. Завоевывайте Карфаген. Стройте пирамиду. А я останусь среди этих стен, погруженная в сплетни и пустую болтовню.

Он вернулся к ложу и схватил свою тунику со скамьи, куда бросил ее вчера вечером.

— Сколько палат в этом дворце? Пятьдесят? Сто? Разве я не присылал тебе книги, музыкантов, ученых, актеров? Я оплачивал работу мастеров, делавших тебе сандалии, платил сполна купцам, у которых ты покупала ковры и драгоценности. Одна твоя бутылочка с ароматическим маслом стоит столько же, сколько содержание взвода лучников в течение двух лет. Чего же ты хочешь от меня, Майет? Разве моя щедрость не заслуживает благодарности?

Она с головой погрузилась в воду, чтобы скрыть гнев, а когда вынырнула, Птолемей уже направлялся к выходу.

— Я хочу иметь права, которыми обладает каждая свободнорожденная египтянка, — сказала она ему вслед. — Право выйти на улицы города, посетить Александрийскую библиотеку и храмы, право распоряжаться своими владениями и право решать, выходить мне замуж или нет.

Он остановился и ответил неприличным жестом. Майет прижала руки к лицу, вдохнула и погрузилась в воду до самых плит дна бассейна. Через несколько секунд рабыни схватили ее и вытащили наверх.

— Госпожа, что вы делаете? — закричала Дирцея.

Вема суетилась над ней, как курица над цыпленком.

— Госпожа, так вы можете навредить себе.

— Оставьте меня, — протестовала она. — Не тащите меня так. Ой! Вы дернули меня за волосы. Я не собиралась топиться. Клянусь всеми…

У нее задрожали губы, но она не обращала на это внимания. Опять начинала болеть голова… Боже, как она устала от бесконечного натирания маслами и ароматами! Что бы Птолемей ни говорил, она была здесь в плену. Ее окружали женщины и евнухи, не дававшие ей и пальцем пошевельнуть, не позволявшие ей самой позаботиться о себе, не говоря уже о том, чтобы сделать что-нибудь полезное. Царь уверял, что защищает ее от покушения, но если она не найдет выход, то сойдет с ума.