Синтия Харрод-Иглз - Династия

Морланд был в ярости и высказал Элеоноре все, что о ней думает. Он не оставил ей никаких сомнений насчет того, что она полностью провалила возложенную на нее миссию и произвела на свет бесполезную девчонку вместо желанного и обещанного сына. Он напомнил ей, что ее взяли в семью, хотя она и не имела никакого приданого, и единственный способ исправить этот недостаток — рожать сыновей. Ослабевшая и истощенная после длительных схваток, Элеонора была не в состоянии защитить себя, как сделала бы при других обстоятельствах. Она только бросила полный горечи взгляд на своего мужа, который стоял рядом, несчастный и пристыженный, но не способный найти в себе силы противостоять отцу и защитить свою жену. Роберт уже был многократно осыпан проклятиями зато, что имел неосторожность заметить, что ребенок родился необыкновенно крупным, здоровым и симпатичным. Роберт довольствовался тем, что не потерял Элеонору в этом страшном испытании. Тот факт, что ребенок был жив, только добавлял ему радости, и пол новорожденного не имел для него никакого значения.

В конце концов, Габи взялась выпроводить мужчин из комнаты, сказав, что ее госпоже необходим отдых и покой, а иначе она потеряет молоко. Ани, уже приступившая к своим новым обязанностям, унесла малютку, и Габи осталась одна рядом с Элеонорой, сидя на ее кровати и держа ее за руку. Слезы струились по щекам молодой матери.

— Мой драгоценный ягненочек, не плачьте, — успокаивала ее Габи. — Не позволяйте им вас расстраивать. Малютка самая красивая и здоровая из всех детей, которых мне доводилось видеть. У вас будет еще много таких же. Следующего надо ждать именно мальчика, посмотрите.

— Дело не в этом, — продолжала плакать Элеонора. — Это потому, что он просто стоял рядом и позволял оскорблять меня. Мой муж — это мышь, трусливая мышь. Вот он бы защитил меня.

Габи, конечно, поняла, кого имеет в виду Элеонора. Она снова думала о Ричарде Йоркском.

— Ваши мысли все еще с ним? — спросила она, расстроенная. — О миледи!

Слезы высохли на лице Элеоноры, и она сказала слабым грустным голосом:

— Я не хочу, чтобы ты покидала меня теперь, когда нужна мне больше всего на свете.

— О госпожа, я рада, что была рядом при ваших первых родах, но теперь все позади, и я не буду уже так нужна вам. Мне надо отправляться в путь, дитя мое. Вы станете только сильнее без меня.

— Неужели твой отъезд так уж необходим? — спросила Элеонора упавшим голосом.

— Да, — просто ответила Габи, и, казалось, этим все было объяснено.

Спустя три дня ребенка крестили в церкви Святой Троицы. Элеонора пошла на церемонию, одетая в лучший и тончайший наряд. Габи осталась дома, сказав, что такая поездка будет слишком большим испытанием для ее старого тела. Ребенка крестили Анной в честь матери Роберта, и Морланд наконец сменил гнев на милость, хвастаясь перед соседями, какая у него красивая и здоровая внучка.

Когда они вернулись в Микл Лит на крестильный пир, к ним навстречу выбежал слуга и что-то еле слышно прошептал Роберту на ухо. Роберт повернулся в сторону супруги и взял ее за руку.

— Боюсь, плохие новости, — пробормотал он, резко побледнев от волнения. Элеонора до боли сжала его руку.

— Что? Что? Скажите мне немедленно! — страшная догадка поразила ее. — Это Габи, да?!

Роберт лишь кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

— Что произошло? Где она? — кричала Элеонора, пытаясь вырваться.

— Дорогая, вам надо полежать — вы сделаете себе только хуже, — Роберт выглядел очень озабоченным. — Боюсь, что ее настиг один из ее приступов.

— Она мертва? — прошептала Элеонора.

Роберт кивнул. Секунду она смотрела на него не отрываясь, не в силах поверить в случившееся. Потом слезы градом полились из ее глаз. Она была настолько обессилена, что даже не стала их сдерживать. Роберт попытался успокоить ее, но она оттолкнула его.

— Отнесите меня в мою комнату, — приказала она.

Элеонора чувствовала, что ее сердце разрывается на части. Позже она послала за Джо.

— Расскажи мне все, — попросила она.

Она сидела на своем дубовом серебряном комоде у окна, а рядом с ней пустовал другой комод, который обычно занимала Габи, когда они вместе работали. Джо присел на пол у ног Элеоноры — занять место Габи казалось ему кощунством.

— Рассказывать почти нечего, госпожа. Она вышла посидеть на солнышке. Я помогал ей, потому что ей не хватало дыхания. Я усадил ее с шитьем, чтобы ей было удобно, на скамейку. Она сказала, как хорошо ей было здесь…

— Что она произнесла точно? — перебила его Элеонора. — Я хочу знать дословно.

— Она сказала: «Почти так же хорошо, как дома». А еще она сказала: «Все, что нужно, это прибавить шум моря». Потом добавила: «Но я могу услышать его по памяти». Затем я ушел. Когда я вернулся позже посмотреть, нужно ли ей чего-нибудь еще, она просто сидела, сложив руки на коленях и уронив голову на грудь, как будто спала. Должно быть, она умерла тихо, как во сне. Я сказал Уильяму, и он послал за священником. Жак и я внесли ее в дом. Мы сделали так, потому что были ее настоящими друзьями.

Элеонора кивнула. Она снова плакала, но тихо, без надрыва. Скорбеть о таком мирном уходе было бы неправильно. Но потеря эта для Элеоноры была поистине невосполнимой. Она утратила друга, женщину, одарившую ее настоящей материнской любовью.

— Она говорила о том, чтобы уехать домой, Джо, — проговорила Элеонора спустя некоторое время. — Как ты думаешь, она знала, что произойдет?

Джо кивнул.

— Думаю, да. Мне кажется, она говорила с вами об этом, чтобы вы привыкли к мысли, что ее не будет с вами. Она болела, долго болела, вы знаете?

Элеонора согласно кивала головой.

— Сейчас она точно на небесах, у Господа. Она всю жизнь была праведницей, и Бог захочет взять ее в Свою обитель.

Элеонора вспомнила первый день в Микл Лите, звук колоколов, заливающий город щедрой волной.

— Я закажу поминание в ее честь. Ей бы это понравилось. Так тяжело осознавать, что она будет похоронена здесь, вдали от дома.

— Зато здесь ее друзья будут рядом, — Джо старался утешить Элеонору. — Ей бы точно было важно знать, что вы поблизости, а ваша семья пополняется и растет. Тогда это станет ее настоящим домом.

— Может быть, — Элеонора все думала о последних словах Габи. — Теперь я одна, — продолжала она. — Мне придется быть в два раза сильнее, чтобы со всем справиться. Она предупреждала меня об этом. Теперь я женщина.

— Мадам, вы не будете одиноки, — сказал Джо. — У вас есть супруг и ребенок, вся ваша семья и слуги.

— И ты, — сказала Элеонора, устало улыбаясь.

— И я, — согласился Джо с непроницаемым выражением лица.

— Ты для меня большое утешение, — продолжала Элеонора. — Принеси мою гитару. Мы продолжим урок. Было бы хорошо, если бы ты мог играть для меня.