Аннетт Мотли - Ее крестовый поход

Чаще всего, однако, ее предоставляли самой себе и беспокойной компании горьких мыслей. Печаль ее была беспредельна. День и ночь она грезила о побеге, о возможности предупредить Конрада об ужасной опасности и оказаться рядом с Тристаном при его встрече с сэром Хьюго. Но она отлично знала, что сбежать из Масияф невозможно, а платить жизнью за попытку ей не хотелось. Тем не менее она не могла понять, почему до сих пор дорожит жизнью, ибо, хоть ей жилось вполне сносно, надеяться было не на что… чудо уже произошло, в Дамаске.

Однажды, ближе к вечеру, она сидела в своем излюбленном дворике, зашивая разорванный рукав одному из наемников Рашида; внимание ее привлекли ритмичные звуки, доносившиеся из-за стен. Она привыкла к возвращению всадников из какого-нибудь набега, но не услышала знакомого беспорядочного галопа, сопровождаемого дикими выкриками. Этот отряд двигался спокойно и размеренно, а перед воротами остановился. Заинтересованная, Иден поспешила на крепостную стену, выходившую на единственную дорогу, ведущую в Масияф.

От зрелища, представшего перед ее взором, голова закружилась, и она крепко вцепилась в парапет. Выстроившись в строгом порядке под развевающимися знаменами, у стен стояли одетые в черное рыцари святого Иоанна Иерусалимского.

Выехав вперед на могучем белом боевом коне, командир громко закричал, требуя впустить их.

Иден тоже закричала, не веря собственным глазам, но она находилась слишком высоко, и ее крик не долетел до него.

Ворота отворились, и рыцари въехали в Масияф; во главе небольшого отряда верхом на Горвенале был сам Тристан де Жарнак.

Все еще цепляясь за теплый камень парапета, чтобы не упасть, Иден постаралась собрать остатки самообладания и успокоить невольную дрожь во всем теле. Чудо Дамаска повторилось вновь. Господь смилостивился и еще раз направил Тристана для ее спасения.

Всем существом стремилась она сбежать вниз и броситься ему в объятия, но осторожность взяла верх, и Иден остановилась обдумать свои действия. Она понятия не имела, что за миссия у Тристана и как его здесь встретят. Похоже было, что он прибыл в Масияф под предлогом дружбы с Рашидом, но даже в этом случае было разумнее пока не обнаруживать себя. Она могла навредить Тристану, какая бы цель у него ни была. Лучше всего вести себя осмотрительно, наблюдать, слушать и выжидать удобный момент, чтобы как-то объявить Тристану о своем присутствии.

Пока достаточно было знать, что он рядом. Волна счастья нахлынула на нее, и она стояла, держась за зубцы, будто некое изваяние. В нее словно вдохнули новую жизнь.

Вскоре экстаз ее был нарушен чьей-то торопливой поступью. Появились двое стражников, явно искавших ее. И хотя их худые лица не выражали угрозы, сердце ее забилось чаще при сообщении о том, что Рашид желает ее видеть.

Аль-Джабал находился в самой маленькой из своих комнат, которая выходила в неприступный внутренний дворик замка, что дало возможность устроить в ней огромные сводчатые окна, закрытые толстым матовым стеклом желтоватого оттенка. Шейх был один, без слуг или охраны.

— Садитесь, госпожа. Я буду краток.

Никогда Иден не приходилось видеть человека, обладавшего столь величественным спокойствием. Чем объяснить, что этот невозмутимый человек, чьи руки мирно покоились на коленях, постоянно вызывал у нее безотчетный страх?

— В Масияф вам пришлось увидеть вещи, о которых вы, возможно, сочтете за лучшее забыть, — проговорил он безмятежно, словно беседуя о погоде. — Особенно случись вам оказаться в компании наших теперешних гостей из Крак-де-Шевалье. Это вопрос не только вашей жизни, но и жизни каждого из них.

Голос его звучал ровно и бесстрастно, даже теперь в нем не было злобы, лишь жуткая отстраненность, словно он играл в шашки со всем миром и мог одним движением очистить доску при малейшей допущенной оплошности. Его присутствие точно замораживало. Лучше уж грубое распутство сэра Хьюго — оно, по крайней мере, являлось проявлением человеческих страстей.

Она опустила глаза и смиренно поклонилась:

— Те вещи уже забыты, величайший.

— Тогда можете идти, леди Хоукхест.

Она все же осмелилась задать вопрос:

— Величайший…

— Говорите.

— Это лишь… женское любопытство… Я хотела бы знать, что ждет меня в будущем?

— Я не прорицатель, — заметил Аль-Джабал с легкой иронией. Он разъединил длинные тонкие руки и повернул их к ней ладонями вверх.

— Я еще не взвесил вашу полезность, — произнес он с достоинством, превращающим ее в ничто. — Когда я сделаю это, вы будете извещены.

Пришлось довольствоваться услышанным. Она поклонилась и готова была уйти, когда он вновь заговорил, на этот раз тон его был чуть более мягким:

— Есть, правда, одна услуга, которую вы можете оказать мне этим вечером. Мне доставляет удовольствие ваше пение. Нашим гостям также было бы приятно услышать напевы своих родных земель. Вы придете в зал развлечь нас за обедом.

Иден еле сдержала крик радости. Она увидит Тристана и, может быть, окажется с ним рядом. Улыбаясь, она отправилась в свою комнату сделать необходимые приготовления.

Укладывая волосы с большей тщательностью, чем за все последние дни, она прикидывала, как следует себя вести. Он не сможет признать ее, а она, в свою очередь, не сможет заговорить с ним, ибо простой певице не пристало обращаться к столь почетному гостю. И все же ей необходимо как-то сообщить ему то, что ей удалось разузнать.

Ее осенило, когда она начала перебирать в памяти песни, которые могла бы исполнить. Всем знакомы песни Прованса и Аквитании, знаменитые баллады о любви и рыцарстве… но только один из всех, как ей наверняка было известно, разбирал язык старой Англии — саксонский выговор сервов и крепостных, которому в детстве обучала ее Хэвайса. А Тристан говорил на этом языке во времена своей юности в Корнуэлле. Выбранный способ потребует железной выдержки и изощренного притворства, но это единственно возможный путь. Их встреча должна состояться на глазах у всех, и другого случая может уже не представиться. Она настроила кифару и с бьющимся сердцем спустилась в зал.

Пир был в разгаре, и вино лилось рекой. Личные музыканты Рашида, по примеру своих собратьев в Дамаске, наигрывали дикие ламенты горных племен — мрачно рокотали барабаны, страстно и безутешно рыдали рибеки. Она собралась попросить барабанщика подыграть ей, дабы настойчивый ритм помог поскорее завладеть аудиторией. Войдя в зал через заднюю дверь, она остановилась позади музыкантов, расположившихся напротив центрального стола Рашида на расстоянии, приятном для слуха сатрапа и временами почти нестерпимом для слушателей, оказавшихся в непосредственной близости. Оглядевшись, она затаила дыхание при виде Тристана, который сидел на почетном месте по правую руку от Аль-Джабала, всецело захваченный беседой с шейхом. Красота Тристана очаровывала, как будто она видела его впервые, так он был сейчас недосягаем. Присутствие его было не менее значительно, чем присутствие самого Аль-Джабала. Он был одет в великолепный белый бархат, усыпанный драгоценными камнями, и свет от стоявших на столе подсвечников отбрасывал блики на черные волосы, каждый завиток которых вызывал в ней болезненное желание.