Аннетт Мотли - Ее крестовый поход

Сейчас она ощущала покалывание в позвоночнике, наблюдая двух юношей, глубоко и спокойно спящих с абсолютно безмятежными лицами. Сколько же им дали наркотика… и с какой целью? Иден вновь обвела взглядом безупречную красоту сада, не в силах поверить, что увиденное ею не принадлежит силам зла, ибо она слыхала, что Рашид — демон в человеческом облике, и знала, что он творит разрушение и смерть. Шло время. Мирная обстановка места так подавляла, что Иден не могла найти в себе силы пошевелиться. Но вот один из спящих издал еле слышный звук. Затем чуть повернул голову и поднес кулак к глазам, словно ребенок. Другой тоже заворочался. Рашид прекратил поглаживать леопарда и наклонился вперед, сосредотачивая всю свою мощь и энергию на лежащих перед ним. Они открыли глаза, глядя на него и, похоже, ничего не видя.

— Поднимитесь, сыны мои. Сядьте. Слушайте голос, которым я стану приказывать вам, — позвал он, и голос его был подобен струйке дыма в накаленной атмосфере вечера.

Они сразу же повиновались и уселись скрестив ноги, глядя перед собой пустыми глазами. Иден увидела, что зрачки их расширены и темны, как у Стефана, но глаза сверкают, и лица пышут здоровьем.

— В этот день вы проснулись, чтобы очутиться в моем раю и вкусить все наслаждения, обещанные Аллахом. Ибо начертано, — процитировал нараспев мягкий голос, — для тех, кто убоится величия Господа, будут два сада, усаженных тенистыми деревьями. Каждый омывается благоуханным источником. В каждом есть все плоды попарно. Они станут отдыхать на диванах, покрытых дорогой парчой, и рядом будут свешиваться плоды обоих садов. Они станут брать себе молодых девственниц, прекрасных, как кораллы или рубины. Может ли добродетель вознаграждаться чем-либо, кроме добра?

— Но сказал также Аллах, — голос его неожиданно сделался страшен, — для неверных приготовил я цепи, и оковы, и пылающий огонь. Настало время, сыны мои, нашедшие со мной благодать, для неверного, который выбран, чтобы отправиться в этот огонь.

Иден в ужасе затаила дыхание, когда он извлек из-за пазухи два кинжала и протянул юношам рукоятками вперед. Оба поднялись на ноги и стояли перед ним.

— Возлюбленные сыны, — напевно произнес Рашид, — отправляйтесь и в должное время убейте для меня неверного, от которого отвернулся Аллах, а убив его, возвращайтесь ко мне и снова познаете рай. Если же вы не вернетесь… то Аллах пошлет своих ангелов и вы вознесетесь в его рай. И это будет вашей наградой, когда убьете маркиза Монферратского.

Никто не обратил внимание на испуганный вздох Иден. Юноши протянули руки, взяли кинжалы, поднесли их к губам и опустились на колени перед Рашидом. Тот благословил их и поднялся, чтобы уйти, неслышно скользя по траве.

Девушка подала Иден знак следовать за ним, и та последовала, ошеломленная тем, что услышала.

Аль-Джабал чуть обернулся и умерил шаг, давая ей возможность поравняться с ним.

— Итак… не хотите ли стать частью их первого вкушения рая? Как пожелаете… хотя ваша красота весьма располагает… Возможно, вы еще передумаете.

В голосе его не было ни угрозы, ни даже малейшего принуждения. Однако не вызывало сомнения, что он оказал ей честь предложением стать одной из гурий, доставляющих чувственные наслаждения его одурманенным хашашинам.

Для двух юношей в саду рай уже начался. Они будут принимать гашиш, пока не выполнят волю своего Предводителя, так что потом, даже если их поймают и убьют, то они потеряют лишь бренное тело, которое оставят с радостью, зная, что такая смерть на службе Аллаху и Аль-Джабалу доставит их прямо в вечный рай двух садов.

Заметив охранников Рашида, ожидавших его в конце дорожки, Иден осмелилась задать ему вопрос, прежде чем расстаться.

— Мой господин… Если позволите… что совершил маркиз де Монферрат, чем навлек на себя ваше наказание?

Он оглядел ее без особого удивления:

— Он совершил пиратское нападение на один из моих кораблей.

Иден не могла поверить:

— И за это он должен умереть? Слишком мелкая причина для столь могущественного человека, как вы.

— Не за это. Но вы задали мне вопрос.

— Тогда за что?

Выражение его лица оставалось непроницаемым:

— Разве маркиз не враг вашего короля?

— Возможно, было бы лучше наоборот.

— Как бы там ни было, у него много врагов. И посему он должен умереть.

— Но ведь… — Она запнулась, инстинкт подсказал ей, что не следует сейчас выказывать симпатию Конраду. — Ведь эта… казнь… не дело рук короля Ричарда?

— Король не палач, — последовал уклончивый ответ. Даже когда речь идет о казни другого короля.

Она нахмурилась:

— Ваше высочество предпочитает говорить загадками.

— Вам, наверное, еще неизвестно… прошло два дня с тех пор, как маркиз Монферратский избран королем Иерусалима на всеобщем совете франкских государств. Это вершина его дерзкого восхождения, — беспристрастно заключил Рашид. — Ему не суждено долго носить корону.

В это время они уже входили в первый двор. Стражники мгновенно окружили Рашида, и Иден осталась с тем, что ей удалось выведать.

Мгновение она стояла неподвижно, ошеломленная вновь свалившимся на нее несчастьем. После чего бессознательно прошла в тот двор, где сидела ранее. Там она остановилась, взирая на струи фонтана, словно плещущая вода могла освежить ее смутившийся рассудок. Конраду умереть от рук ассасинов? Человеку, у которого, по словам Рашида, много врагов? Но кто же из них вложит золото в разящую руку? Ричард Английский? Неужели король, даже такой, как он, падет столь низко? И разве Конрад все еще не нужен ему как союзник?

Гай Иерусалимский, низложенный монарх… это больше похоже на правду. Тот слаб и малодушен и скорее способен унизиться. К тому же он так страшился смерти от руки Конрада. «Двое могут играть в эту игру, — смеялся Ричард, — но лишь один наносит удар первым». Должно быть, это Ги. Он слишком труслив, чтобы рисковать своими союзниками, которым могли бы понадобиться силы Конрада.

Но оставался еще и Саладин. Аль-Акхис говорил, что султан боится дня, когда Иерусалим объединится под одной могущественной рукой. Не предпочтет ли он убить Конрада, дабы христиане продолжали ссориться между собой? Но такое низкое коварство совсем не пристало султану, о благородном облике которого она была наслышана от Эль-Кадила.

Однако же среди приверженцев султана могли найтись такие, которые были не столь щепетильны. И хотя даже среди сарацин сильна была ненависть к хашашинам как к еретической секте и позорному пятну на чистоте ислама, их все же постоянно использовали как инструмент тайного правосудия. И тут, словно арбалетной стрелой, ее пронзило другое, более реальное подозрение: сэр Хьюго де Малфорс!