К. Харрис - Что приносит тьма

Тайсон расхохотался.

– Вы – единственный известный мне человек, у которого имелся мотив убить обоих: и Эйслера, и Фоя, – обронил Девлин.

Собеседник больше не смеялся.

– Но это не означает, будто я их убил. Фой был сумасшедшим. Узнал, что я недавно продал несколько драгоценных камней, и почему-то внушил себе, якобы они по праву принадлежат ему. Эйслер жаловался, что однажды вечером к нему цеплялся этот безумец, требуя вернуть «его» собственность. И угрожал прикончить, если старик не отдаст.

– В чем вы хотите меня убедить? Что Фой застрелил торговца и украл у него бриллианты? А затем?.. Стал жертвой уличных грабителей?

– Весьма вероятно.

«Да, вероятно», – подумал Девлин. Фой сам признался, что следил за домом Эйслера, и к тому же был достаточно безумен, чтобы убить ростовщика и забрать драгоценности, которые полагал своими. Однако Себастьян не считал эту версию правильной.

Он задержал взгляд на жестких чертах бывшего лейтенанта.

– Мы оба знаем, что вы способны на убийство.

Тайсон ухмыльнулся:

– Эта способность у нас с вами общая, не так ли, капитан ?

В этот же день после полудня Кэт Болейн направилась в своем высоком фаэтоне к Аптекарскому саду [33]в Челси. Оставив лошадь на попечении грума, она поспешно зашагала по влажной, окутанной туманом дорожке к уединенному пруду. В погожие дни актриса могла на несколько часов затеряться среди буйных клумб и широких грядок. Но нынче она была не в настроении задерживаться.

Человек, на встречу с которым явилась Кэт, уже ждал ее у самой кромки воды. Когда актриса подошла, он развернулся: высокая, мощная фигура в начищенных сапогах для верховой езды, бежевых бриджах и ладно скроенном темном сюртуке.

– Доброго утречка, – нарочито подчеркивая свой акцент, поздоровался мужчина. Его звали Эйден О'Коннелл, и он был младшим сыном графа Раткейла, из древнего ирландского рода, давно пользовавшегося недоброй славой за рьяное сотрудничество с английскими захватчиками. Кэт по-прежнему с трудом верилось, что этот аристократ – молодой, красивый, богатый – предпочел рискнуть всем ради тайной деятельности на благо независимости Ирландии. Как когда-то и сама актриса, он решил, что один из лучших способов помочь своей родине и ослабить англичан состоит в оказании помощи их врагам, французам.

О'Коннелл приподнял шляпу, и две обаятельнейшие ямочки на его худощавых щеках углубились от ленивой улыбки.

– Не чересчур ли самонадеянно с моей стороны предположить, что вы переменили свое решение и готовы снова работать с нами?

– Для подобного предположения вы слишком хорошо меня знаете, – обронила Кэт. Собеседники развернулись и пошли вдоль берега. Туман веял им в лицо холодом и сыростью.

– Ах, такого ответа я и опасался, – скорбно вздохнул О'Коннелл. – Тогда почему, скажите на милость, мы встречаемся, бросая вызов одному из самых промозглых сентябрьских дней на моей памяти?

– Потому что Рассела Йейтса собираются повесить за убийство, которого он не совершал, и с каждым днем гибнет все больше людей.

Когда спутник промолчал, актриса спросила:

– Вам известно о «Голубом французе»?

Ирландец прищурился на призрачные очертания каштанов на противоположном берегу пруда.

– Да, известно.

– Мне необходимо выяснить, кому Наполеон поручил вернуть бриллиант.

– А вот этого я не знаю.

Кэт так резко развернулась к собеседнику лицом, что тяжелые шерстяные юбки ее платья взвихрились вокруг лодыжек.

– Не знаю – или не скажу?

В прикрытых веками зеленых глазах блеснул веселый огонек.

– Не знаю… но не сказал бы, если б знал.

– Тогда хоть намекните: это англичанин?

– По правде говоря, мне неведомо. Насколько я слышал, это может быть даже женщина. Но одно известно точно: Наполеон недоволен результатами работы своего агента. Для возвращения бриллианта император послал из Парижа в помощь еще кого-то. Кого-то, кто, по слухам, ловок, умен и очень опасен.

– Мужчина с изрытым оспой лицом?

– Понятия не имею. Я его не видел.

– Зато я видела. Он пытался похитить меня на рынке Ковент-Гарден.

Губы О’Коннела сжались в тонкую линию.

– Да, я слышал.

– От своих французских хозяев?

Ирландец вскинул голову, раздувая ноздри:

– Проклятье! Так вот что вы думаете? Будто я замешан в этом?

– А что еще мне остается думать?

– Я узнал об инциденте так же, как и остальные жители Лондона – новость носится по всему городу! Кроме того, какого дьявола агентам Наполеона стараться заполучить вас в свои руки?

– В этом есть резон, если они считают, будто Йейтс убил Эйслера и забрал «Голубого француза». Тогда напрашивается идея выкрасть жену Йейтса и предложить обмен.

О’Коннел молчал.

– А разве нет?

Ирландец длинно, прерывисто вдохнул:

– Полагаю, такое не исключено. Но если ваше предположение и верно, я ничего об этом не знаю. – Протянув руку, он тыльной стороной ладони мягко, очень коротко прикоснулся к щеке Кэт. – И запомните: французы хозяева мне не больше, чем недавно были вам. Я работаю с ними – не на них.

Актриса пытливо вгляделась в обманчиво открытое, привлекательное лицо собеседника. Однако он, подобно самой Кэт, играл в опасные игры и давным-давно научился не выдавать себя.

– Можете ли вы сообщить мне хоть что-нибудь дельное?

О’Коннел покачал головой:

– Лишь одно: не завидую тем, кто получил это задание. Им наверняка обещано высокое вознаграждение. Но если они не сумеют вернуть бриллиант, Наполеон заподозрит предательство – что его люди просто-напросто решили оставить камень себе.

– Другими словами, в случае неудачи их убьют, – уточнила Кэт.

– Скорее всего, да. И посланцы императора понимают это. А значит, те, с кем вы столкнулись, опасны вдвойне, поскольку от успешного выполнения миссии зависят их собственные жизни. Встаньте на их пути, и весьма вероятно погибнете.

Помедлив минуту, ирландец добавил:

– Возможно, вы сочтете нелишним передать такое же предупреждение лорду Девлину.

Это была та стадия расследования, которой Сен-Сир всегда страшился: когда трупы свидетелей и подозреваемых начинали громоздиться один на другой, а на каждый найденный ответ возникало два новых вопроса. Все острее ощущая, как поджимает время, виконт из квартиры Тайсона на Сент-Джеймс-стрит направился на Тауэр-Хилл.

Хотя дождь и прекратился, дувший от реки ветер был леденяще холодным, напоминая скорее декабрь, чем конец сентября. Девлин застал хирурга насвистывавшим старинную ирландскую застольную песенку над гранитной плитой посреди небольшого флигелька. В слабом утреннем свете обнаженное и наполовину распотрошенное иссохшее тело Джада Фоя отливало синевой.