Михель Гавен - Арденны

— Подавить пушки! Весь огонь на артиллерию, черт тебя подери, Франц! — это было последнее восклицание Пайпера, которое она слышала в траншее. Надев каску и взяв автомат, Маренн выбралась на бруствер и, пригибаясь, побежала к позициям Скорцени. Когда она подбежала к артиллеристам, дым над батареей начал медленно рассеиваться. Картина, которая предстала ее взору, заставила сердце сжаться — практически все артиллеристы были мертвы, только несколько тяжелораненых стонали на окровавленном снегу. Никаких санитаров и в помине не было. Одна пушка с перебитым колесом свалилась на бок. У орудий Маренн увидела только одного офицера. К ее удивлению, им оказался адъютант Отто Скорцени гауптштурмфюрер СС Фриц Раух. Он склонился над орудием; рядом с ним, стоя на коленях и истекая кровью, подавал снаряды другой офицер, на его распахнутом кителе Маренн увидела погоны оберштурмфюрера, наверное, это был командир батареи.

— Подождите, давайте я, — утопая в окровавленном снегу, Маренн подбежала к пушке. — Вот перевяжите себя, если сможете, — она протянула раненому санитарный пакет.

— Маренн, откуда ты здесь? — с удивлением спросил Раух, повернув к ней измазанное гарью лицо. — Мы думали, Пайпер отправил тебя в тыл, в госпиталь.

— Он пытался, — ответила она, пожав плечами. — Где теперь тыл? Они обстреливают нас повсюду.

— Это верно, — Раух вытер рукавом пот со лба. — Я как раз шел за тобой, Отто меня послал, но тут вот такое…

— Позвольте я, — Маренн наклонилась к раненому офицеру, видя, что тот с трудом справляется с перевязкой.

— Нет, я сам, — артиллерист поднес бинокль к глазам, взглянув на поле боя. — Снаряд, снаряд несите. Они уже близко.

Маренн бросилась к ящикам.

— Любой, любой берите, — прохрипел оберштурмфюрер, — скорее.

Он даже попытался встать, но Раух остановил его.

— Генрих, не надо, мы справимся.

Снова заухала дальнобойная артиллерия. Тяжелые снаряды с шелестом пронеслись над их головами. Донеслись разрывы. Маренн взглянула в лощину. Американские танки ползли вперед, но вот один остановился, закрутился на месте, беспорядочно паля из пушки и пулемета. За ним второй размотал гусеницу по снегу. Несколько снарядов взорвались позади них.

— Они боятся задеть нас, — объяснил оберштурмфюрер, — и все в перелет. Давайте, давайте, — торопил он.

Снаряд блеснул медью, когда Маренн передавала его Рауху. Фриц приник к прицелу. Орудие дернулось, Фриц отскочил назад. Головной «шерман» замер на месте. Четыре же остальных обошли его и ползли прямо на орудие. Маренн поднесла еще один снаряд, потом еще — еще два американских танка встали, выбрасывая черный дым.

— Снаряд, снаряд, — кричал артиллерист.

Маренн подбежала к ящику и отпрянула — снарядов больше не было.

— Их нет, — отбросив растрепавшиеся волосы со лба, произнесла она, как ей самой показалось, с удивлением.

Оберштурмфюрер и Раух несколько мгновений молча смотрели друг на друга.

— Тогда остаются гранаты, — произнес Фриц как-то совершенно обыденно. — Они должны быть в том ящике.

Маренн вернулась к артиллеристу и поправляла его повязку, только ради того, чтобы что-то делать. От предвкушения того, что должно было произойти, у нее бешено колотилось сердце. Но она не останавливала Рауха. Она понимала, если не он — тогда никто, и будущее Германии окончательно будет раздавлено этими наглыми, огрызающимися огнем громадами, танками тех, кто уже однажды в Компьене, подписав драконовский мирный договор, обрек немецких женщин и детей на голод и страдания, из-за упрямства которых фюрер и пришел к власти. Раух наклонился над ящиком. Когда он распрямился, Маренн увидела у него в руках две противотанковые гранаты. Головной танк был уже близко.

Маренн выпрямилась и подошла к Фрицу.

— Пригнись! Пригнись! — он заставил ее упасть на колени. — Ты с ума сошла!

Вокруг пушки пули вздымали фонтанчики снега.

— Фриц, постарайся…

Она хотела сказать: «Постарайся остаться в живых», — но понимала, это глупо. Шансов почти нет, еле-еле наберется один против девяноста девяти.

Он прислонился щекой к ее волосам.

— Я тебя люблю.

— Скорее, скорее, — торопил артиллерист.

— Отойди, отойди, спрячься, — Фриц толкнул Маренн в укрытие, где лежал раненый.

Передовой «шерман» надвинулся на пушку. Раух рванулся в сторону, швырнул гранату, но танк продолжал упорно двигаться вперед. Раух покачнулся и упал в снег.

— Фриц! — Маренн рванулась вперед.

— Стой, нельзя! — артиллерист схватил ее за руку. — Куда?!

Потом он закричал:

— Есть! Есть!

Танк замер буквально в нескольких метрах от Рауха.

— Фриц! Фриц! — Маренн подбежала к нему, приподняла голову.

— Я живой, живой, — он открыл глаза, произнес хрипло, провел пальцами по ее щеке. — Как там?

Маренн обернулась — остальные «шерманы» поспешно уходили назад. Сотни взрывов полыхали вокруг них.

— Кажется, на сегодня все. Они уходят, — выдохнула она и даже заставила себя улыбнуться.

Справа послышалось знакомое «Хох!» — это пехотинцы Пайпера бросились в контратаку.

Из-за туч брызнули лучи заходящего солнца. Маренн взглянула на поле — его покрывали десятки дымных факелов. Стрельба затихала. Остатки «шерманов» скрылись в лощине. Пехота лениво огрызалась огнем. Все заканчивалось.

— Фриц! Где он? — она услышала знакомый голос Скорцени и обернулась. — Живой?

Отто подбежал к разбитому орудию, с ним были Цилле и еще несколько солдат.

Айстофель с радостным лаем прыгнул к Маренн, облизывая ее лицо.

— Живой, живой, — Раух с трудом поднялся.

— Я видел в бинокль, что здесь произошло, — Отто обнял его, похлопав по спине. — Пайпер уже доложил Дитриху. Железный крест первой степени. Без всяких сомнений. Ты молодец.

— Я оказался здесь и сделал то, что мог, — Раух только скромно пожал плечами. — Любой бы на моем месте сделал то же.

Маренн встала и подошла к раненому. Его бил озноб, воспаление усиливалось, бледное лицо покрылось испариной.

— Это командир батареи, — сказала она, обернувшись к Отто. — Надо срочно в госпиталь.

— Оберштурмфюрер Шульц, — увидев старшего по званию, артиллерист хотел приподняться, чтобы отдать честь, но чудовищная боль приковала его к земле.

— Нет, нет, не двигайтесь, — Маренн обхватила его за плечи.

— Цилле, — распорядился Скорцени, — организуйте носилки, и необходимо доставить оберштурмфюрера. Кстати, надо сообщить Пайперу, нужно еще одно награждение. И тебе тоже, — он взглянул на Маренн.

— Мне ничего не надо, — она недовольно нахмурилась. — Во-первых, мне не дадут, ты сам знаешь. А потом, я уже просила, пожалейте нервы рейхсфюрера или хотя бы фрау Марты. Я могу только представить себе, какое произведет на нее впечатление, что я не только взорвала железнодорожную станцию, но еще едва не угодила под танки.