Кара Эллиот - Не в силах устоять

— Неисправим, — повторила Элиза, стараясь заглушить в себе смех.

Она хочет смеяться? Хороший знак.

— Я помню, что вы просили дать вам время подумать о наших дальнейших встречах, но прошу вас, не отказывайте мне совсем, — настаивал Гриф. — Какое ваше самое любимое лакомство, кроме коврижек мисс Хэверстик? Пирожные с лимоном? Засахаренные яблоки? Засахаренные фиалки?

— Мои любимые? — От удивления ее голос стал похож на писк.

— Значит, не фиалки? — Гриф продолжал болтать чепуху, чтобы унять в своей груди какой-то первобытный гнев. Боже милостивый, неужели никто никогда не интересовался тем, что она любит? Или чего хочет?

— Эти засахаренные лепестки просто что-то особенное. У турок есть миндальные конфеты со вкусом розовой воды. Но тогда мне придется совершить путешествие в Константинополь, а это значит, пикник состоится только через несколько дней. Так что, может, мы согласимся на пирожные с крыжовником и встретимся завтра?

— Я еще не сказала «да», лорд Хадден.

— Но ведь скажете, не так ли?

— Я… О… Почему бы и нет. — Она оказалась в тени набежавшей тучки и почудилась ему такой одинокой и уязвимой. — Полагаю, что не будет большой беды, если мы пошлем к черту условности. Правда, если учесть, что наше знакомство состоялось, по существу, в борделе, довольно абсурдно говорить о нас в контексте приличий.

— У вас не будет причины жаловаться.

Она подняла бровь, но не ответила.

— Если вам это удобно, леди Брентфорд, я зайду завтра утром в одиннадцать.

— Отлично. — Она собралась уходить.

Вдали раздался приглушенный раскат грома. Гриф поднял воротник и подошел к своей лошади.

— Пирожные с заварным кремом?

Он обернулся через плечо.

— Прекрасное лакомство. И с яблоками, и с корицей.

Гриф отсалютовал ей. Если бы она попросила засахаренные лучи луны, присыпанные звездной пылью, он с восторгом нашел бы стремянку, чтобы достать до черного бархатного неба.

Элиза встала с рассветом. Она нервничала, словно молоденькая девушка накануне своего первого бала.

— Я не буду вальсировать по паркету в шелковом платье с кружевами, — напомнила она себе, разглядывая свое отражение в зеркале. В своей старомодной ночной сорочке она сейчас скорее была похожа на пугало. Схватившись кончиками пальцев за бока сорочки, она сначала сделала книксен, а потом, встав на цыпочки, закружилась по ковру. — А на деле мне придется прошлепать через грязное поле в старом муслиновом платье и полуботинках.

Остановившись, она склонилась в глубоком реверансе перед Эльфом, отчего испуганный кот мигом спрятался под кроватью.

— Благодарю вас, благородный принц, за компанию, но меня ждет к ужину другой поклонник, — произнесла она высоким фальцетом. — Что? Вы просите еще об одном танце после того, как я поужинаю устрицами, запеченными в тесте, и шампанским? — Взяв махровую салфетку для ванны, она помахала ею. — Мне очень жаль, милорд, но у меня расписаны все танцы до единого.

Странные кошачьи звуки, доносившиеся из-под кровати, скорее всего обозначали, что Эльф был так же счастлив иметь возможность отказаться от деревенского гавота.

— Можете на них рассчитывать.

— Завтра в одиннадцать, — подтвердила она. — И предупреждаю, у меня аппетит, неприличный для светской леди.

— Знаю, знаю, я сошла с ума. — Элиза подошла к окну и оперлась на подоконник. Мир за окном все еще был в серых тонах, над садами плыл туман. Однако еле заметное мерцание солнечного света за дальними горами обещало хороший день.

От этой мысли где-то внутри ее потеплело, и она непроизвольно улыбнулась.

Пикник. В последний раз, когда она была на настоящем пикнике, она гонялась с сачком за бабочками и съела столько сладостей, что ее стало тошнить. В то время ей было пять лет.

Потом умерла ее мать, и больше не было пикников. А были ворчание и бесконечные жалобы отца на бесполезность дочерей и на дурацкие расходы на приданое.

— Это все уже не имеет значения, — прошептала она. — Пора освободиться от оков прошлого. — Она потерла запястья, вспомнив, как совсем недавно наручники впивались ей в руки. В каком-то странном смысле это был первый шаг к тому, чтобы сбросить с себя вину и робкую покорность судьбе. — Я устала от того, что ко мне относятся как к собаке на поводке, за который хозяин тянет то в одну сторону, то в другую. — Она уже говорила в полный голос. — Начиная с сегодняшнего дня я не буду по команде ложиться на спину и изображать мертвую. Я все-таки не собака.

Она отбарабанила по стеклу военную дробь. Совершенно необходимо помнить, что каким бы красивым и обаятельным ни был Хадден, он опасен для ее планов, если она перестанет владеть собой. Влечение было поверхностным, и оно не может стать — и не станет — чем-то более глубоким.

— Простите, но вам придется самому отвести вашу лошадь в конюшню, лорд Хадден, — сказала Элиза, коротко поздоровавшись с маркизом, когда он въехал во двор. — Груму пришлось помогать чинить забор на дальнем пастбище.

Гриф снял с седла большую плетеную корзину.

— Без проблем, леди Брентфорд. Условия на континенте во время войны были куда более тяжелыми, но я все же справлялся.

— Я не знала, что вы были в армии, — удивилась она.

— В кавалерийском полку. — Он шутливо отсалютовал ей: — Главный драчун и смутьян к вашим услугам.

Она подошла ближе.

— А это шрам от сабли? — спросила она.

— Я буду прислушиваться к своим собственным инстинктам и позволять себе… следовать за своими мечтами.

Домик в деревне, а не дворец в облаках. Кот в качестве компаньона во время ужина, а не красивый маркиз. Ее мечты скромны и реалистичны. Но они сбудутся, только если она будет очень — очень — усердно работать следующие несколько недель.

Новый заказ был решающим.

Еще один день в праздности, а потом надо собраться и забыть о зеленоглазых лордах и мускулистых драконах. Это была не сказка, а реальная жизнь, и если кто и собирается написать счастливый конец, это должна быть она.

Гриф дотронулся до брови.

— Так, царапина. Я упал с лошади. Все вышло как-то неловко.

— Понимаю.

Желая прекратить дальнейшие расспросы, он приподнял угол клетчатой салфетки, прикрывавшей корзинку, чтобы можно было почувствовать аромат жженого сахара и специй.

— Пирожные с кремом, прямиком из духовки.

Она так глубоко вдохнула аромат пирожных, что натянулась ткань ее шерстяного платья, обрисовав грудь.

— Приготовлены так, как вы любите, — сказал он, стараясь этого не замечать.

— С кремом? — Она облизнула губы.

— Горячие и сочные, — подтвердил он, чувствуя, что его тело горит, как на углях.

— А они не могут подождать до полудня? Или мы должны съесть их прямо здесь и сейчас? — Элиза усмехнулась. — Конечно, теплый крем потечет по нашим подбородкам, но прелесть пикников состоит в том, что можно отбросить манеры и начать облизываться!