Людмила Третьякова - Дамы и господа

Постоянно раздумывая над этим, Аврора видела выход в постоянном общении с сыном, в своем влиянии на него. Она старалась сблизить Павла со сверстниками, для кото­рых открыла двери петербургского дома. В летние месяцы увозила сына в Финляндию, к родственникам, отношения с которыми были простыми и сердечными.

Демидовской же родни у Авроры с сыном в Петербурге не было — их семья сильно поредела. Единственного брата покойного мужа, «дядюшку Анатоля», Павел едва знал — того невозможно было оторвать от радостей бурной париж­ской жизни. А быстро взрослевшему Павлу с его взрывным характером был очень нужен взрослый, сильный, спокойный друг. И никто этого не понимал лучше самой Авроры.

…Летом 1846 года жизнь в особняке на Большой Морс­кой изменилась. После шести лет вдовства Аврора решилась еще раз испытать судьбу. «Во втором браке она была заму­жем за Андреем Карамзиным, — писала дочь Николая I Ольга Николаевна, — и на этот раз по любви».

Предыстория этого союза имела много драматических моментов. Как и следовало ожидать, в свете говорили, что Карамзин — небогатый офицер — позарился на демидовские миллионы. В свою очередь, семья Андрея не хотела его брака с женщиной на восемь лет старше. К тому же сорокалетняя Аврора уже снискала славу человека, неудачливого в личной жизни и поневоле становящегося причиной трагических поворотов в судьбе близких ей мужчин.

Однако на защиту счастья прекрасной вдовы и ее из­бранника стала императрица Александра Федоровна. Она пригласила обоих к себе на петергофскую дачу и вполне одобрила их намерение пожениться.

«Она дала каждому из нас по букету анютиных глазок, которые она сама собрала, чтобы мы сохранили их на память об этом дне», — писала Аврора сестре. Менее чем через две недели после этого влюбленные обвенчались в домовой церкви дворца Шереметевых на Фонтанке.

…Став женой Карамзина, Аврора перенесла свой день рождения, который отмечала в сентябре, на 10 июля, день их свадьбы. Этот красноречивый факт свидетельствует, какой счастливой, точно заново появившейся на свет, она себя чувствовала, ее не только любили, но и опекали, окружили заботой и вниманием.

Ради того, чтобы снять с плеч жены заботы о семейном нижнетагильском деле, Карамзин, будучи уже в чине пол­ковника, попросился в отставку, прекрасно понимая, что ставит крест на своей карьере. На восемь месяцев с женой и пасынком он уехал на Урал для наведения порядка на демидовских предприятиях.

Карамзин сумел разобраться в хитросплетениях огром­ного разнопланового хозяйства, значительно улучшил жизнь рабочих, устранив жесткие порядки, заведенные местным начальством, и много лет спустя, по свидетельству очевид­цев, «старожилы вспоминали о нем с благоговением».

Если у Авроры с этим замужеством появился горячо любящий ее человек, то у Павла — взрослый, надежный и интересный друг. При том баловстве, которым его с пеленок окружила Аврора, Карамзин мог и не справиться со свое­вольным мальчишкой. Однако вышло совершенно по-другому. Короткий мужской разговор заставлял Павла почув­ствовать себя кругом виноватым. На некоторое время, дав клятвенное обещание отчиму исправиться, он действительно становился тих и спокоен, как ягненок, и радовал мать — хотя бы кратковременно — примерным поведением.

Сын рос очень милым мальчиком. Вывозя его на детские праздники и в танцевальные классы, Аврора то и дело слы­шала: «О, какой кавалер растет!» Трудно было не заметить, как оживлялся маленький Демидов при виде локонов и оборчатых платьев девочек.

— Поль, оставьте Настеньку в покое. Вы надоели ей, — говорила, смеясь, Аврора, видя, как сын пытается завладеть вниманием хорошенькой партнерши.

— Mais c'est impossible, impossible, maman! Но это не­возможно, невозможно, мама! — отвечал Поль, топая ногой. И снова принимался обхаживать маленькую гордячку…

Когда Павлу исполнилось 12 лет, по предложению его па­рижского дядюшки Анатоля был произведен частичный раздел демидовского имущества с учетом доли юного наследника. Ежегодные доходы Демидова-младшего составили огромную сумму — примерно 60 000 золотых рублей в год.

Между тем Аврора страстно мечтала подарить мужу Карамзина-младшего. Трижды у нее появлялась надежда, что она станет матерью, но всякий раз, к ее великому огорчению, дело кончалось выкидышем.

Целуя ей руки и глядя в печальные глаза, Андрей го­ворил:

— Аврора, слишком много счастья — опасно. Будем благодарить Бога за то, что имеем!..

Да, они действительно были счастливы настолько, что Аврора пугалась: надолго ли это. Какие-то смутные предчувствия владели ею. Кажется странным одно из ее писем, написанное в те чудесные времена, когда Андрей был подле нее, и она с лаской смотрела на него, читающего возле камина газету.

«Порой, не знаю почему, — писала она сестре, — ста­новлюсь такой печальной и подавленной, что вынуждена плакать все равно над чем».

С началом русско-турецкой войны Карамзин, считавший себя не в праве пребывать в отставке, ушел на фронт.

С его отъездом Аврора, и без того домоседка, в ожи­дании, что вот-вот принесут письмо, старалась меньше вы­езжать из дома. Принимала у себя лишь немногих близких ей и Карамзину людей.

Тут стоит вспомнить описанное очевидцем Ф.И. Тют­чевым событие, которое волей-неволей наводит на мысль о тех предчувствиях краткости счастья, что владели душой Авроры.

«Вчера я обедал у г-жи Карамзиной, жены Андрея. За два-три дня до того дом, где мы обедали, чуть было не сгорел. Огонь вспыхнул в первом этаже, в гостиной между бальным и малахитовым залами».

Как ни разбирались в причинах неприятного происшест­вия, доискаться до истины не смогли. Огонь возник, словно сам по себе, в одной комнате, выжег в ней все и сошел на нет, тем, по замечанию Тютчева, и «ограничившись…»

Прошло два месяца. Весть о трагически закончившейся военной операции, в результате которой погиб, в частности, полковник Андрей Карамзин, получили сначала в Петерго­фе, куда на лето переместился царский двор. На следующий день сообщение об этом должно было появиться в бюллете­не, который в ту военную пору регулярно печатали газеты.

Дочь Николая I, великая княгиня Мария Николаевна, страшась, что семейство Карамзиных и бедная Аврора найдут в перечне погибших дорогое им имя, и, надеясь хоть как-то смягчить внезапность удара, послала одну из своих фрейлин подготовить их к роковому известию.

Когда посланница великой княгини приехала к Карам­зиным, никого не было дома. К десяти часам вечера все члены семьи, включая Аврору, вернулись — оживленные, ни о чем не подозревающие. Тут они и услышали страшную новость…

А на следующий день Авроре передали письмо. Взглянув на него, она узнала почерк мужа. Видимо, Андрей написал жене накануне сражения. Весть о его гибели опередила последние, адресованные ей строки.