Людмила Третьякова - Красавицы не умирают

Красавицы не умирают... Их имена и образы возникают из прошлого внезапно. Свиданье с ними кажется невозможным, но так или иначе оно случается. Библиотечные полки, сцена, кино­фильмы, стихи, музеи, города и улицы, хранящие легенды, учебники, биографии великих людей — оттуда они приходят к нам и надолго остаются в памяти.

Почему? Быть может, потому, что их судьба заставляет размышлять о своей собственной. Различия между нами, живыми, и теми, кто украсил собой прошедшие века, отнюдь не велики. Даты в календаре, моды, прически... Остальное, что происходит с женщинами на этой земле, когда бы им ни довелось родиться, укладывается во все тот же неизменный треугольник: жизнь — любовь — смерть...

Красавицы не умирают... Впрочем, есть ли уверенность, что героини нашей книги действительно получили этот первейший дар от Бога? Да и что такое красота?

Сколько искренних стараний объяснить, описать, расска­зать — и как скромен итог! Более всего, быть может, повезло той, из-за которой началась Троянская война. «Когда Елена вошла, старцы встали». Что к этому добавить?

Не глаза, волосы или тело, красоту которых наперебой, из века в век воспевали поэты и художники, а впечатление, произ­веденное женщиной, чувства, которые она умеет внушить к се­бе, — вот, что вернее всего говорит о ее внешности.

В одном из петербургских музеев хранится фотография со­вершенно обыкновенной на первый взгляд дамы. Ее имя Ната­лия Рокотова. Что там было: темперамент, бездна обаяния, та манящая сила, за которую все прощается и перед которой умол­кает рассудок, — Бог весть, но только из-за этой женщины погибли на дуэли двенадцать человек! Можно ли сомневаться, что они в ней видели идеал?

«Каждый должен согласиться, — писал Кант, — что суж­дение о красоте, к которому примешивается малейший интерес, очень пристрастно...»

Согласимся. В слове «пристрастие» сокрыто раскаленное слово «страсть». И мы действительно увидим наших героинь глазами отнюдь не равнодушных к ним людей.

Знаменитой парижской куртизанкой Альфонсиной Плесси околдован молодой и пылкий Александр Дюма-сын. Серов лю­буется улыбкой княгини Юсуповой. У храброго Багратиона дро­жат руки, когда он вскрывает письмо от дорогой ему женщины Екатерины Долгорукой. Старик Державин очарован графиней Литта, а великий Брюллов ее внучкой — Юлией Самойловой. В ней для художника воплотилась вся красота мирозданья. Какой уж тут «малейший интерес»!

Вот оно — самое верное зеркало для каждой женщины: глаза влюбленного мужчины. Мы такие, какими нас видят лю­бимые.

Надо отдать должное нашим героиням: они ценили свою красоту, заботились о ней и в самые трагические моменты жиз­ни не забывали в себе женщину. Поразительный пример то­му — счет за покупку нового чепчика, оставшийся после гибели на гильотине Шарлотты Корде. Даже перед казнью она забо­тилась о своей привлекательности.

Что уж говорить о тех, для которых красота была основой жизненного успеха. Прославленное очарование знаменитой ма­дам Помпадур, по мнению скептиков, было плодом ее соб­ственных усилий, вкуса и изобретательности. Но что же тут плохого? Куда почетнее иметь талант преображения, нежели быть рантье, стригущим купоны за счет слепой щедрости при­роды. Не потому ли маркиза Помпадур при всей ее сомнительной славе королевской фаворитки остается символом женского всемогущества? Ибо, по словам П.А.Вяземского, «искусство нравиться есть тайна, которая, даруемая ли природой или похи­щаемая упорным усилием, в обоих случаях достойна уважения и зависти».

...Красота не избавляет от жизненных испытаний. Напро­тив, оставаясь из века в век заветной мечтой каждой женщины, она сплошь и рядом приговаривает ее к еще более трудной судьбе.

Красота — приманка. Красота — искушение. Красота — чаще рок, а вовсе не залог того, что тебя будут вечно любить и оберегать. А как часто именно этот желанный дар делает жен­щину игрушкой собственных страстей и ненасытной любитель­ницей острых ощущений! В упоении собственной красотой и молодостью не замечается, что опасность всегда рядом и она неотвратима. Эта опасность — время... И вот уже слышится вслед тихое и сожалеющее:

Далеко не все героини этой книги были верными женами, нежными матерями и терпеливыми хранительницами домашнего очага. Кто-то из них предпочитал другое:

...Мужчины из века в век старались наставить своих подруг на путь истинный. Делалось это из лучших побуждений: по собственному опыту они знали, что укромная бухта безопаснее открытого моря. «Всегда и везде первым женским достоинством была скромность», — пишет Карамзин. «Лучшая судьба жен­щины — тихо работать для тех, кто ведет», — утверждает Солженицын.

Возможно, все это и правда, но, похоже, как раз те из женщин, о которых есть что написать, менее всего следовали чужим советам. Надо признать — они были не охотницы зада­вать вопросы: как надо жить? кого порицать? кого считать ум­ницей?

...Один умудренный жизнью человек, экономист и писатель Николай Шмелев, написал в своей книге так: «И не верьте ни­кому, будь это хоть девяностолетний старец и трижды акаде­мик, если он скажет, что хоть что-то понимает в том, как уст­роена человеческая жизнь. Никто из нас ничего не знает и не понимает...»

Как часто мы не в состоянии разобраться в собственных поступках, ответить себе, почему поступили так, а не иначе! Что уж говорить о тех, кого давно нет... Последуем примеру Чаадаева: «Будем размышлять о фактах, которые нам из­вестны, и постараемся держать в уме больше живых образов, чем мертвого материала...»

В.Шекспир

Восемнадцатый век посвятил себя женщинам. Лучшим доказательством тому служит искусство. Раскройте книги и альбомы, вглядитесь в любое художественное собрание. Обилие женских портретов говорит само за себя. Потесне­ны монархи, кардиналы, военачальники и принцы. Не слишком заметны мужи науки, философы, поэты и авантю­ристы, коих было немало в том веке. Царит дочь Евы — смело, с победной улыбкой на устах, во всеоружии непре­менного обаяния и обязательной любезности.

Освобождаясь от вечного страха инквизиции на Запа­де, а на Востоке от сонного однообразия полутюремной жизни, женщина впервые поняла, что родовые муки и не­брежная снисходительность мужа далеко не все, что ей предназначено. Она сама может быть владычицей, карать и миловать, разорять и благодетельствовать. А кого она пожелает для себя: нищего студента с монмартрской ман­сарды или герцога Бекингемского, — это ее дело. Жанна Антуанетта Пуассон пожелала короля Франции.