Людмила Третьякова - Красавицы не умирают

Вольтер, познакомившись с князем, был очарован им и в письмах Екатерине II наговорил массу комплиментов: счастлива императрица, имеющая таких подданных.

Демонстрируя свое уважение ценителю искусств, На­полеон предоставил в распоряжение князя императорскую ложу. Обитатели Тюильри весьма удивились: до сих пор подобной привилегией пользовались исключительно особы королевской крови.

Однажды, приехав в театр, Юсупов был остановлен вежливым вопросом человека, охранявшего вход в импе­раторскую ложу: «Вы король?» — «Нет, — ответил Юсупов. — Я русский князь». Дверь была с поклоном открыта...

Екатерина II всегда доверяла Юсупову и была с ним исключительно нежна. Говорили, что спальню князя укра­шала картина, где она и ее советник были изображены в виде Венеры и Аполлона. Такая аллегория показалась но­вому царю Павлу I нескромной, и он якобы приказал Юсу­пову уничтожить картину. Сомнительно, чтобы гордый князь его послушался. Он слишком веровал в свою счастли­вую звезду. И действительно, прежние любимцы Екатери­ны почти все подверглись опале — сын-император, как из­вестно, не дружил с мамашей. Князь же Николай Борисо­вич получил при Павле I чин действительного тайного со­ветника, Андреевскую ленту и несколько весьма престиж­ных должностей. При следующем императоре — Алексан­дре I — звезда Юсупова сияла так же ярко. И при Нико­лае I ему жилось прекрасно. На протяжении четырех царствований российский Крез, не ведавший, сколько у него имений и крепостных душ, находил время и для добросо­вестной службы Отечеству, и для отдохновения.

В дни рождения жена князя Татьяна Васильевна полу­чала подарки баснословной цены, но главное — ориги­нальные. Однажды Николай Борисович преподнес ей це­лую коллекцию прекрасных статуй и ваз из итальянского мрамора. Их расставили в парке Архангельского, и Татья­на Васильевна могла ежедневно взирать на знаки внима­ния галантного супруга. В другой раз он купил еще неви­данных в России экзотических птиц и животных, стоило ей лишь обмолвиться о зверинце.

Императрица, узнав о планах очаровательной супруги Юсупова, прислала семейство тибетских верблюдов.

Каждый приезд княжеской четы из дворца московско­го во дворец подмосковный обставлялся пышно. Архан­гельское их встречало пушечными выстрелами, а многочис­ленная челядь кланялась в ноги. В честь матушки-княгини провозглашались здравицы.

Молодая Юсупова проявила себя как женщина энер­гичная и деловая. Ее заботами имение мужа благоустраи­валось и расцветало. Громадные средства князя были к ее услугам. Современники сравнивали Архангельское с Вер­салем, а его хозяйку стоило сравнить с королевой, едино­властно правившей этой подмосковной страной роскоши. Супруги Юсуповы были в состоянии себе позволить все, до чего только могла додуматься изощренная фантазия.

Парк стал, собственно, уже и не парком, а произведе­нием искусства. Сотни крепостных с утра до вечера уха­живали за ним. Чтобы они не отвлекались на заботы о хлебе насущном, князь, изгнавший зерновые культуры с благословенных земель Архангельского, закупал их в со­седних имениях.

Едва ли кто из приезжавших сюда гостей мог сдержать возглас изумления. В зимнем саду среди цветущих апельси­новых деревьев били фонтаны и летали райские птицы. Специальная система отопления создавала в огромных оранжереях климат Средиземноморья. Изумленный гость, находясь за стеклянными стенами, как бы из итальянского полдня мог слушать завывания российских метелей.

Говорили, что в княжеских прудах рыба была мечена золотыми кольцами, а каждый полдень из отдаленного уголка парка выпускали орла, который парил над глав­ным дворцом с развевающимся княжеским штандартом на шпиле.

Главный дворец был переполнен собраниями живописи, фарфора. В его залах не умолкал гомон бесконечных праздников. Юсуповы славились широким гостеприим­ством и «лукулловыми» обедами. Изысканные запахи французской кулинарии смешивались с ароматом срезан­ных в оранжереях цветов и духами нарядных дам. Скрип­ки виртуозничали. Сотни свечей в хрустальных люстрах, отражаясь в зеркалах, делали еще более ослепительным общество, веселившееся на маскарадах и балах. И каза­лось, в этом, обособленном от всего мира, царстве беспеч­ности нет и никогда не найдется места ни малейшему огорчению, ни одной слезинке.

Увы! Юсупов обладал одним свойством, которое в кон­це концов разбило жизнь Татьяне Васильевне. Его главной и всепоглощающей страстью была страсть к женщинам. Га­лантный кавалер, имевший приятную наружность, Николай Борисович знал успех у дам. Если уверяли, что внебрачные дети французского короля Людовика XV могли бы соста­вить население целого города, то, надо думать, король Ар­хангельского не уступал ему в амурном марафоне.

До поры до времени молодая супруга увлекала его, но время шло, и князь пресытился семейной идиллией. Воз­держание окончилось. Князь вернулся к прежним забавам.

Конечно, приключения со знатными дамами в Европе и дома все-таки требовали соблюдения определенных прили­чий. Свои же крепостные — иное дело. Хорошенькие ра­быни безропотно угождали эротическим склонностям князя, и прекрасные декорации театра в Архангельском видели много такого, о чем потом долго шушукались в Москве. Го­ворили, что, наблюдая из зала за крепостными танцовщица­ми, Юсупов в какой-то момент делал знак, и они сбрасы­вали одежды, оставаясь абсолютно обнаженными.

Несмотря на разговоры о непристойных дивертисментах и оргиях в Архангельском, Юсупова продолжали восприни­мать как милого оригинала, не сумевшего откреститься от замашек своих предков, восточных владык. Те же, разу­меется, имели гаремы и прекрасных невольниц со всех кон­цов земли. С явной симпатией описывает неверного мужа Татьяны Васильевны московская барыня Е.П.Янькова:

«Князь Николай Борисович Юсупов был один из са­мых известных вельмож, когда-либо живших в Москве, один из последних старожилов екатерининского двора и вельможа в полном смысле... Так как Юсупов был во­сточного происхождения, то и не мудрено, что он был ве­ликий женолюбец: у него в деревенском его доме была одна комната, где находилось, говорят, собрание трехсот портретов всех тех красавиц, благорасположением которых он пользовался».

То, что со стороны казалось легко объяснимым, для бедной жены сделалось источником непрекращающихся мук. Татьяна Васильевна перестала бывать в свете, ибо постоянно ловила на себе внимательные взгляды. Брошен­ной жене, конечно же, сочувствуют, но при всем том по­дозревают в ней какой-то тайный изъян, понудивший су­пруга искать иных удовольствий.

Княгиня Юсупова замкнулась. Она даже не захотела жить в роскошном дворце Архангельского и выстроила се­бе небольшой дом в парке. Ее жизнь сосредоточилась на детях от первого брака и сыне Борисе, рожденном от Ни­колая Борисовича.