Людмила Третьякова - Театр для крепостной актрисы

Судьба... Она загоняет в мрачные подземелья рожденных во дворцах и одевает их в рубище. Она же возносит к славе и богатству детей ветхих хижин.

До сих пор нет-нет да и приходится слышать в качестве исторического курьеза о самом дорогом театральном костюме. В нем выходила на сцену уроженка ярославской деревни Березино Прасковья Ковалева. Крепостная актриса была буквально усыпана фамильными шереметевскими драгоценностями. Так хотел тот, кто любил ее долгой, похожей на наваждение, любовью...

«Не титла славу нам сплетают, но предков наших имена», — стихотворной строкой мог по справедливости сказать о себе Петр Борисович Шереметев. Он был сыном сподвижника Петра Великого генерала-фельдмаршала Бориса Петровича — того самого, которого Пушкин в «Полтаве» назвал «Шереметев благородный», указав на черту характера, принесшую ему уважение современников.

За «титлами» тоже дело не стало. «Птенец гнезда Петрова», Шереметев был первым в истории Российской империи, кого великий преобразователь возвел в графское достоинство.

И уж стоит ли говорить о том, что верная служба царю и Отечеству обернулась для Бориса Петровича огромным состоянием!

Деньги тянутся к деньгам. Богатый сын фельдмаршала еще более упрочил финансовое могущество семьи, посватавшись к дочери канцлера Алексея Черкасского, к той самой княжне Вареньке, которую еще девчонкой Петр I учил стрелять из карабина.

Веселого нрава, с «приятностью в чертах», эта богатейшая в России невеста умудрилась досидеть в девицах до тридцатилетнего возраста. Говорят, все из-за своей разборчивости. Она была старше Петра Борисовича на два года, и все же тот заслал сватов. Но и к этому вальяжному красавцу жениху привереда Варенька пылких чувств не испытывала. Кстати сказать, и Шереметев тоже.

Однако, как это бывает чаще, чем полагают, брак не по страсти оказался на редкость удачным. Просто хорошенькая в юности, в замужестве Варвара Алексеевна расцвела пышной красотой. На портретах зрелых лет Шереметева чем-то напоминает «дщерь Петрову», императрицу Елизавету, — та же круглоликость и ясный взор, в каждой черте сквозит довольство. Это бывает не иначе как при хорошем характере, устойчивой жизни и удовлетворенном женском чувстве.

Варвара Алексеевна, обласканная мужем и не знавшая нужды ни в чем, не имела причин жаловаться на судьбу. Но, к чести ее, в холе и богатстве графиня помнила, что многим повезло значительно меньше, чем ей. Это подвигало ее на дела милосердия. В подмосковных Вешняках она, например, устроила женскую богадельню, щедро помогала нуждающимся. Ее сердце вообще имело свойство накрепко привязываться к «малым мира сего».

Из отцовского дома Варвара Алексеевна вместе с грандиозным приданым привезла двух сирот-калмычек, Анну и Екатерину. Портрет первой до сих пор висит в Кускове, привлекая внимание посетителей.

Прелестная раскосая девочка со старинного холста, одетая согласно дамской моде восемнадцатого века, и ее подруга были в шереметевском дворце вовсе не игрушками. Варвара Алексеевна растила и воспитывала их как дочек. Девочки жили в той неизменной ласке, которая далеко не всем даруется даже в родной семье.

Забегая вперед, надо сказать, что, уважая эту привязанность Варвары Алексеевны, после ее кончины и муж, и дети продолжали считать уже выросших Анну и Екатерину близкими людьми. Из поездок Петр Борисович привозит им подарки, печется об их здоровье, входит во все подробности жизни. Воспитанницы же до самого конца жизни находили поддержку и опору в новых поколениях Шереметевых.

...Но и Варвару Алексеевну горькие дни не обходили стороной. Пять детей из семерых рожденных она похоронила малолетними. Тяжелым испытанием для семьи стала смерть от оспы дочери-невесты Анны. Та скончалась буквально накануне свадьбы, повергнув жениха в непреходящую скорбь: граф Панин, выдающийся деятель екатерининской эпохи, оказался однолюбом и обрек себя на безбрачие. Вот редкостный пример мужской верности!

У супругов Шереметевых, таким образом, до зрелых лет дожили только двое: дочь Варвара, тезка матери, в будущем графиня Разумовская, и сын Николай — единственный наследник колоссальных шереметевских богатств.

Придворная карьера Петра Борисовича складывалась очень удачно, что при таких-то связях и богатстве, конечно, не диво. Однако родовая военная стезя его решительно не привлекала, и следовать по стопам батюшки-фельдмаршала Петр Борисович не желал. Его интересы лежали в сфере изящных искусств.

Он был истинным человеком "галантного века", а именно в это время русская аристократия начала коллекционировать произведения искусства и всевозможные диковины.

Если кто-то посвещая собирательству лишь часть досуга, то Петр Борисович отдавался прекрасному всецело, во всех его проявлениях, с огромным энтузиазмом, не жалея ни времени, ни денег.

От отца-фельдмаршала ему досталось немалое художественное собрание. Сын старался приумножить его. Немецкие, голландские и итальянские купцы, кораблями свозившие в северную столицу предметы роскоши, знали, что у них здесь есть очень заинтересованный покупатель.

В сокровищнице Петра Борисовича числились картинный кабинет, кунсткамера и галерея портретов знаменитых людей Европы. Якоб Штелин в своей записке «Об истории картин России» писал о шереметевской коллекции как об одной из самых значительных в России.

В азарте собирательства случалось Петру Борисовичу и попадать впросак. Однажды гамбургский торговец Морель привез картины, чтобы сбыть их в Северной Пальмире. Но и Зимний дворец, и петербургский аукцион ввиду недостаточных художественных достоинств таковых от приобретения их отказались. Шельма-торговец каким-то образом все-таки уговорил Шереметева приобрести у него картины.

Но такое случалось редко. Нечего и говорить, что петербургский особняк Шереметевых, отгороженный от Фонтанки чугунным кружевом решетки, заслуженно пользовался славой средоточия поистине царской роскоши.