Людмила Третьякова - Театр для крепостной актрисы

Современники графа удивлялись: первый в России богач замечал, например, что «в присланной из вотчины колотой рыбе» недостает, или, как писали, «не явилось», трех форелей.

Желая сэкономить на найме мастеров со стороны, Петр Борисович устраивает в своей вотчине школы для обучения крепостных тем ремеслам, «которые по дому нужны».

Граф строго придерживался заранее составленной им сметы. А сам он на свои надобности получал ежемесячно тысячу серебряных рублей.

Примечательно, что при огромном оттоке средств ему и в голову не пришло обложить армию крепостных лишним оброком. В книге «Знаменитые россияне XVIII — XIX веков» читаем об этом Шереметеве: «Как расчетливый хозяин, он был противник эксплуатации крепостных, находя нужным маломочных «от всех их тягостей освободить», чтобы они «могли себя поправить и прийти в лучшее состояние».

Наступил момент, когда Петр Борисович решил, что в Кусково можно пригласить императрицу. Он считал, что усадьба выглядит так, что способна поразить роскошью даже высочайшую гостью. И Шереметев был прав.

Граф Сегюр, сопровождавший Екатерину в Кусково, увидел стол, сервированный золотой посудой на шестьдесят персон. Граф Комаровский, вспоминая этот праздник, записал, «что всего более удивило меня, так это плато, которое было поставлено перед императрицей. Оно представляло на возвышении рог изобилия, все из чистого золота, а на том возвышении был вензель императрицы из довольно крупных бриллиантов».

И спустя десятилетия гости Кускова вспоминали потрясшее их зрелище: «Всего удивительнее то, что несметное число хрустальной посуды, покрывавшей весь стол, за которым сидело сто человек гостей, было украшено и обогащено дорогими неподдельными каменьями разных пород и цветов, чрезвычайно ценными».

Но не хлебом единым и даже не «каменьями разных пород» сыт человек. Просвещенный век требовал изящных и нравоучительных зрелищ. Говорили, что причиной появления театра в Кускове послужило то обстоятельство, что во время визита императрицы, привыкшей у себя в Зимнем к театру, Петру Борисовичу, дабы не ударить в грязь лицом, пришлось для «праздничного действа» актеров «взять взаймы». Это ли не укол самолюбию? И хозяин Кускова решил наверстать упущенное.

Так случилось, что затея с театром в Кускове заняла в жизни графа особое место. «Представился покойному отцу моему случай завести начально маленький театр, — вспоминал его сын Николай. — Набраны были из служащих в доме способнейшие люди, приучены к театральным действиям и играли сперва небольшие пьесы».

Это было лишь начало. Скоро одной сцены оказалось мало. Кусково обзавелось несколькими театрами: «домашний» — в барских хоромах, «турецкий киоск» и «воздушный театр» — в парке, «закрытый», или «старый», театр — в одном из красивых мест парка — Гае.

Петр Борисович озабочен поиском и взращиванием кадров для кусковских сцен. Он совершенно справедливо считал: актер — вот кто царь подмостков. Но как редки они, люди со способностями, в ком заложена Божья искра! И потому Шереметев требует от помощников крайне внимательного отношения к каждому пригодному для сцены.

«Открыв нового тенора с отличным голосом, который бы представлял актера, учить петь у итальянца, играть у русского, кланяться и руками прилично рассуждать». Заботил хозяина и внешний вид актеров. Певческая одежда, как правило, была длинной, унылой, и Шереметев требует: «Платья певческого не должно носить, потому что оное приучает ногами криво и гнусно ступать, но надобно немецкий кафтан и башмаки».

...С годами театральное дело ширится и растет. Петр Борисович к своему удовлетворению замечает, что сын Николай неравнодушен к сцене и, пожалуй, мог бы стать отцу дельным помощником.

А юноше уже шел восемнадцатый год. Было заметно, что природа одарила его не только способностями, но и серьезным характером. Молодой граф желает найти себе полезное жизненное поприще. Для этого нужно хорошее образование, и потому он хочет ехать учиться в Лейденский университет.

Старший Шереметев одобрял намерения сына, хотя отпускал его с тяжелым сердцем: Николай не отличался крепким здоровьем. Как там, вдали от отцовского пригляда, скажутся все соблазны и излишества, на которые так падка молодость?

И оттого — сотни наказов и предостережений сопровождавшим наследника людям. Клятвенное обещание, взятое с Николая, вести себя благоразумно и отписывать родителю ежедневно хоть по нескольку строк...

В тот самый год, когда граф Николай отправился обозревать красоты Европы, в 1768 году в деревне Березино, что близ Ростова Великого Ярославской губернии, собралась рожать никому не ведомая жена кузнеца Варвара Борисовна Ковалева. Соседи звали ее Горбунихой, потому что у мужа ее, Ивана Степановича, был горб. Долго ли, скоро ли, деревня огласилась известием: «Горбуниха девку родила!»

Новорожденную нарекли Прасковьей. В историю она войдет под непривычно длинной чередой фамилий: Ковалева — Горбунова — Жемчугова — Ковалевская — Шереметева.

Уже двести с лишним лет уроженку ярославской деревни не оставляют в покое, и каждое следующее поколение узнаёт и читает о ней с большим интересом: речь-то идет о любви романтической, самоотверженной, редкой. К тому же история Прасковьи Ивановны — прекрасное доказательство того, что на радость или на горе обычная случайность, вклинившись в человеческую жизнь, может направить ее по совершенно иному руслу. И эта непредсказуемость будущего, о которой каждая из нас когда-нибудь размышляла, имеет над воображением магическую власть.

Что ожидало Кузнецову дочку? В сущности, все должно было сложиться для нее по предписанному. Выросла бы, вышла бы замуж за конюха или шорника, нарожала бы ораву ребятишек, как ее мать Варвара Борисовна, да в свой срок и упокоилась бы на сельском погосте. Но девочка Прасковья родилась под особой звездой — и все пошло наперекор закономерному.

В самой достоверной книге о знаменитой русской актрисе Прасковье Жемчуговой бытописателя П.Бессонова, вышедшей в 1872 году, дается описание комнаты в избе, где прошло ее детство:

«Перед киотом шесть жестяных подсвечников для свеч, хрустальный пузырь с гробом Господним внутри, под образом шесть расписанных яичек. По стенам от икон висели в рамках за стеклами печатный на бумаге образ Богоматери и Успения да 9 картинок в рамах деревянных; далее восковая картина в глухой раме — Петр 1 на коне, и в футляре за стеклом восковые фигурки гуляющих между деревьями людей. В другом углу комнаты наугольник с посудою, там 2 чайника, чашки, расписанная цветами шкатулочка для чаю и сахару, хрустальная солонка, 2 алебастровые фигурки — женщины и старика, да 2 статуйки».