Людмила Третьякова - Театр для крепостной актрисы

В доме, переполненном сокровищами, был и театр — еще одна слабость Петра Борисовича. На спектакли собиралась избранная публика. Вместе с крепостными актерами нередко выступали аристократы-любители и — к вящей гордости супругов Шереметевых — их дети, Варвара и Николай.

Последний, кажется, был прирожденным сценическим принцем. Стройный и изящный, как статуэтка, Николай хорошо танцевал и имел все задатки стать выдающимся музыкантом.

Если для многих знатных отпрысков случай показаться на сцене был всего лишь данью моде и проявлением молодого тщеславия, то для Николая все обстояло по-другому. Казалось, молодой граф родился с любовью к театру. Но он, конечно, и сам не ведал, что иллюзорный мир сцены со временем станет для него куда более привлекательным, чем реальный.

Пока же Николай очень молод, но уже отмечен всем, чем только судьба может наградить человека: знатностью, богатством, привлекательной внешностью, природными способностями. Все — в высшей степени.

Императрица Екатерина не случайно из всей молодой поросли аристократов именно Николая Шереметева да еще молодого князя Куракина определила в друзья к своему сыну Павлу, наследнику престола.

...Николай и великий князь Павел Петрович были почти ровесниками. Общее было и в их увлечениях, и даже в свойствах характера: романтизм, мечтательность, любовь к чтению, музыке и в особенности к театру. Известно, что Николай Шереметев в четырнадцать лет исполнил балетную партию в поставленном при дворе любительском балете «Галатея и Атис».

Великий князь Павел Петрович радовался успеху друга и изо всех сил кричал «фора». Но будущий Павел I и тогда уже, несмотря на благородные пристрастия и способность нежно привязываться к друзьям, отличался необузданными, дикими выходками.

«Вы — жестокая тварь!» — бросила как-то раз ему мать- императрица. И Николай Шереметев, с его врожденным тактом и миролюбием, вероятно, был призван благотворно влиять на Павла. Действительно, Николаю удавалось каким-то образом ладить с высокородным приятелем и обходить острые углы. Может быть, уже тогда педагогическая жилка, снисходительность и терпение — то, что так потребуется в будущем, уже проявились в его личности. Во всяком случае, эта юная приязнь друг к другу не забылась с годами и осталась у обоих Петровичей — Николая и Павла — на всю жизнь.

В 1768 году Шереметевых постигло большое горе: еще совсем не старой женщиной скончалась Варвара Алексеевна. Для Николая это стало особой утратой: он всегда как-то ближе был к матери, нежели к отцу.

Петр Борисович остался пятидесятичетырехлетним вдовцом. Он долго не мог оправиться от потери жены. Правда, природа взяла свое, и со временем старший Шереметев обзавелся побочными дочерью и сыном, Маргаритой и Яковом, именовавшимися Реметевыми.

Никаких осложнений между родными детьми и воспитанниками не возникало. Николай Петрович впоследствии заботился о «детях», как он называл побочных брата и сестру. Когда «Маргеридушка» Реметева однажды заболела, молодой Шереметев остался поздней осенью жить «в скуке» в своей подмосковной, ссылаясь на то, что «оставить больную никак нельзя и жалко».

...В осиротевшем после Варвары Алексеевны доме вдовец Шереметев не находил себе места. В такой ситуации очень важно иметь в душе то, что может отвлечь от мрачных дум. Интерес к изящным искусствам стал теперь для Петра Борисовича спасением. Вот куда можно было с его-то энергией и распорядительностью уйти с головой! И он решил воспользоваться указом Петра III, который еще в 1762 году освободил дворян от обязательной службы. Один лишь росчерк пера — и сколько свободного времени появилось у российского аристократа!

Петр Борисович, покончив со службой, постарался уехать из Петербурга, где все напоминало ему незабвенную Варва- рушку.

Поначалу Шереметев решил осесть в тихой Москве, не желая следовать повальной моде, гнавшей многих его знакомых за границу. Те жаждали поскорее насладиться комфортом европейской жизни. Эти вояжи, однако, имели неожиданные последствия для жизни русских вельмож в самой России. Оставив в Европе горы золота, титулованные путешественники посмотрели и решили: а почему бы и у себя не завести всю эту красоту — Версали, охотничьи замки, упрятанные в парковых павильонах сокровищницы живописи, скульптуры, античных диковинок? И конечно — театр... Денег много, земли тоже, дешевого труда — сколько хочешь.

Каждый, конечно, имел свои предпочтения. Но набор увлечений оставался общим: коллекционирование предметов искусства, собирание библиотек, строительство удобных, роскошно отделанных загородных усадеб с великолепными парками, устройство праздников и театрализованных представлений. Все расточительно, на широкую ногу.

Известно, что со второй половины XVIII века по 40-е годы XIX в России поднимался занавес на сценах более ста театров: пятьдесят из них приходилось на Москву, около тридцати на Петербург.

Разумеется, такая громадная всероссийская сцена требовала большого количества способных людей. Где их взять? И вот среди крепостных, вчерашних поваров, конюхов, портных и шорников, среди их жен и дочерей, день-деньской проводивших на барском хозяйстве, в кухнях, за ткацкими станками и пяльцами, в парниках и на скотных дворах отыскивались такие, кого Бог одарил приятной внешностью и хорошим голосом, кто известен был способностью к танцу и бойкостью.

Специально снаряжались доверенные и понимающие люди, дабы набрать талантливую молодежь. В крестьянской среде лицедейства боялись и, узнав, для какой цели забирают их в барскую усадьбу, старались увильнуть от сего или вместо голосистых Федьки или Малашки незаметно подставляли вовсе безголосых.

Однако собрать народные таланты только полдела. Вчерашних кузнецов и скотниц мало научить пению, танцам и декламации. А грамота? А иностранные языки? А хорошие манеры? Ведь сплошь и рядом на сцене звучали французские и итальянские арии, а ничего, кроме лаптей, не носившим селянам предстояло изображать маркизов, купидонов, сильфид и пасторальных, словно сошедших с лионских гобеленов, пастушков с пастушками.