Людмила Третьякова - Театр для крепостной актрисы

Не считаясь с затратами, хозяева-театралы выписывали из- за границы учителей, опытных вчерашних корифеев сцены. Иногда поступали по-другому. Камергер Н.Н.Демидов, например, отдал своих трех крепостных девушек в танцевальную школу при театре Зимнего дворца — туда, где долгое время преподавал гениальный Дидло, по воспоминаниям, «легкий на ногу и тяжелый на руку».

Трубецкие, Гагарины, Бибиковы, Щербатовы, Апраксины, Столыпины, Воронцовы... И каждый из них желал, чтоб его театр считался первейшим. Однако сцена требовала не только огромных средств, но и больших личных усилий хозяев.

Не все театры пользовались среди москвичей популярностью. Таких, где каждая премьера становилась событием и куда публика валила валом, все-таки были единицы. Они принадлежали дворянам по-настоящему просвещенным, с головой ушедшим в театральное дело.

В наше время как-то забылось, откуда взяла свое начало сценическая Россия и, в частности, Москва. Театральные затеи бар, как, впрочем, и все другие, было принято ругать, а заодно оплакивать судьбу тех, кто поднялся на подмостки, покинув по воле хозяев поля, кухни, конюшни и скотные дворы. Конечно, далеко не просто складывались судьбы крепостных актеров, но невозможно сбросить со счетов и то, что именно сцена вызволила сотни и сотни людей из безликой толпы, позволила им развить природные способности, познать иную, хоть и богатую превратностями жизнь.

«Трудно даже представить себе, сколько имен и какие таланты были открыты и образованы помещиками, этими фанатичными в большинстве искателями театрального жемчуга» — такие слова в адрес людей, поднимавших русское сценическое искусство, большая редкость. И по справедливости, в первую очередь их надо отнести к Шереметевым.

...Итак, распрощавшийся с особняком на Фонтанке Петр Борисович осел в Москве на Никольской улице. Здесь, в самом центре первопрестольной, Шереметевым принадлежала обширная усадьба с очень вместительным домом, при котором был и свой театр. Но графу хотелось начать дело крупное, масштабное: на давно насиженном месте ему стало скучно.

И вот Петр Борисович стал перебирать свои подмосковные: Останкино, Марьино, Вешняки... Деревни большие, дармовой рабочей силы хватало. Но Петр Борисович выбрал для своего замысла село Кусково.

Высказывают предположения, что такое название появилось оттого, что имение, со времен Ивана Грозного принадлежавшее Шереметевым, казалось маленьким «куском» среди окружавших его бескрайних владений князей Черкасских.

Но теперь для Петра Борисовича свое и «Черкассово» было все едино. Именно это скромное родовое имение поблизости от Москвы, чтобы путь гостям не казался долгим и самому не пребывать в одиночестве, он и задумал переделать в «летний загородный увеселительный дом». По большому счету ему хотелось создать резиденцию, не уступавшую царской под Петербургом.

...Работы развернулись вовсю. Идеи Петра Борисовича при несчетных людских ресурсах довольно быстро воплощались в жизнь.

По всей Европе доверенные люди Шереметева рыщут в поисках «редких руд, окаменелостей и животных», то есть диковинок для усадьбы. Десятками закупаются «бюсты эллинских богов», заказываются гравюры с картин Мурильо, раковины для украшения кусковского Грота.

Итальянскому домику отводилась роль домашнего музея. А потому сюда собирают оригиналы и копии произведений итальянских мастеров, живопись и мрамор. «В этом доме были драгоценные гобелены, яшмовые вазы, огромные зеркала, статуи, антики, множество бронзы... Были комнаты: одна из сплошных венецианских зеркал, другая обделанная малахитом...»

Из Франции везли гобелены, бронзу, фарфор.

Быстрее, быстрее, быстрее... Где-то надо закупать яхты «со всеми украшениями» и пушками: в Кускове роют озера и каналы. Шереметев уже мечтает, как будет принимать у себя гостей. Он любил поражать чудесным, затейливым, невиданным. Потому-то и придумали умельцы для него, чтобы, скажем, в Эрмитаже — месте уединенных бесед — не было никого посторонних, даже слуг. Здесь был устроен стол, где по желанию гостя опускалась вниз и поднималась вновь каждая тарелка.

Хозяин, принимая первых гостей, был доволен произведенным впечатлением. Впрочем, сюрпризы сюрпризами, но главное, чтобы вспоминали не только шереметевскую роскошь, но и ненатужное веселье, легкую атмосферу его дома.

Петр Борисович, «важный, но не надменный и со всеми до низших ласковый», подавал пример и сыну и гостям собственной простотой, словно призывая их «оставить за порогом чины, звания, спесь».

Вальяжный самодержец ласково, но уверенно правил своим государством. Про Кусково так и писали: «Это было своего рода особое княжество или герцогство: хозяина всегда называли в бумагах и словесно «Его Сиятельство граф-государь».

Кусково жило даже по своему календарю. Помимо общегосударственных и религиозных праздников, никто не работал еще два так называемых «табельных дня»: 28 июня — в день рождения сына-наследника Николая Петровича и 29 июня — в день именин хозяина.

В эти дни обитатели Кускова, каждый в меру своего достатка и согласно положению, веселились светлыми ночами напролет.

Чем дальше, тем чаще к Шереметевым наезжала нарядная толпа гостей из Москвы и даже из Петербурга. Шум и музыка распугивали кусковских соловьев. Роскошная бальная зала главного дома-дворца казалась тесной. Отправлялись танцевать в громадную, со стеклянными стенами оранжерею, где можно было упасть в обморок от запаха цветущих тропических растений. К услугам гостей на ветвях висели уже созревшие персики, под огоньками канделябров светились кисти винограда, низенькие ананасовые кусты венчали пахучие золотистые плоды. Луна, сиявшая на светлом небе, довершала романтическую обстановку.

Полночь озарялась фейерверками, которые в Кускове любили и умели устраивать виртуозно. С высоты, где горели вензеля, составленные из инициалов именинников, сыпались миллиарды разноцветных искр и падали на гладь озера перед дворцом.

...Все это требовало огромных расходов. Кучи счетов — все, что затевает Петр Борисович, обходится в копеечку. И этой копеечке он счет знает. Не подпуская к деньгам управляющих, Шереметев-старший вникает во все мелочи хозяйства и учит тому же сына.