Элейн Кейн - Жемчужина Авиньона

Письмо получилось довольно сумбурным, и, когда он уже посыпал пергамент песком, чтобы высушить чернила, в дверь его комнаты раздался стук.

— Хью, ты здесь? — послышался из-за двери голос Теренса.

— Входи! — ответил Хью.

Дверь открылась, и в комнату вошел Теренс, а за ним мокрый до нитки паж.

— Аврил! — воскликнул Хью. — Ты так и не дождался меня. Решил отправиться в свое собственное путешествие? — он обрадовано похлопал мальчика по плечу.

— Нет, — замотал головой Аврил. — Дело в том, что…

Хью поднял руку, не желая слушать извинения мальчика, который, по его мнению, был ни в чем не виноват.

— Аврил, друг мой, тебе не надо ничего объяснять. Ты не сделал ничего дурного, тем более, что ты исполнял поручение Теренса. Я очень доволен тобой.

Мальчик растерянно кивнул, а Хью тем временем продолжал:

— Думаю, ты рад, что сумел угодить своему господину.

— Я, конечно, рад, но дело в том, что когда мы с Весли приехали в аббатство, то обнаружили там… Произошло что-то непонятное. Мы пытались выяснить, в чем дело, но ничего не смогли узнать.

Хью нахмурился:

— И в чем же дело? — спросил он. Его обеспокоил не столько взволнованный голос мальчика, сколько то, что паж, без сомнения, пребывал в полной растерянности.

Аврил развел руками и беспомощно посмотрел на своего господина.

— Госпожа Катарина исчезла.

— Что ты сказал? — спросил Хью с таким ледяным спокойствием, что у Аврила задрожали от страха колени.

Вошедший вслед за Теренсом и Аврилом Весли дю Фон объяснил:

— Ваша светлость, мы приехали в аббатство вскоре после наступления ночи. Монахини предложили нам ночлег и еду, и мы поинтересовались у них, не приезжали ли вы в монастырь» Они ответили, что вы были там два дня назад, но уже уехали.

Хью кивнул, подтверждая их слова. Аврил поднял голову и с беспокойством посмотрел на Хью.

— Я хотел повидаться с госпожой Катариной, — сказал он. — Я решил, что вы не станете возражать, так как мы с ней…

— Друзья, — закончил за него Хью. — Нет, Аврил, у меня нет возражений. Я знаю, что ты всегда любил свою госпожу.

Паж облегченно вздохнул:

— Монахини сказали, что найдут ее и передадут ей, что я просил о встрече. Прошел час, но ни они, ни госпожа Катарина не появлялись. Я подождал еще час, а потом забеспокоился и не смог больше ждать.

— Мы решили пойти поискать ее сами, — объяснил Весли дю Фон, — но не успели мы выйти за дверь дома для гостей, как навстречу нам попалась сама настоятельница. Она сказала, что госпожу Катарину нигде не могут отыскать. Все монахини собрались с зажженными факелами и свечами. Они обыскали каждый уголок аббатства, но госпожи Катарины нигде не было. Никто не спал в эту ночь, но все поиски оказались безрезультатными.

Как только стало светать, мы начали осматривать поля и сады монастыря. Не осталось ни одного клочка земли, который бы мы не осмотрели. Нам удалось найти кое-что, указывающее на то, что в день своего исчезновения Катарина работала во дворе. Мы нашли брошенные грабли на маленьком клочке земли прямо у монастырской стены. Правда, мы не сразу связали эту находку с исчезновением Катарины. Мы привели монахинь туда, где валялись брошенные грабли, и настоятельница вспомнила, что разрешила Катарине возделать маленький участок земли с тем, чтобы посадить там лечебные травы, присланные ей матерью. Хотя Катарина в тот день и не сказала никому, что будет работать на своем участке, но вывод напрашивался сам собой, так как ни одна из монахинь не брала в тот день в руки граблей, да и не в их правилах бросать инструменты, где ни попадя.

— Что же произошло, — спросил Хью, — почему она бросила грабли и исчезла?

— В этом-то и вся загвоздка, — Весли сокрушенно покачал головой. — Одно могу сказать наверняка, ваша светлость, — все говорит за то, что она покинула аббатство не по своей воле.

— Все ее вещи остались на своих местах, — объяснил Аврил, снова разводя руками. — Она не взяла даже теплых башмаков и накидки. Если бы она уходила сама, то обязательно взяла бы с собой теплые вещи. Госпожа Катарина — умная девушка, и она бы тщательно все продумала. По моему мнению, господин, так ее похитили.

— Значит, вы так и не узнали, где она.

Это был не вопрос, а утверждение, так что Аврил смог только виновато покачать головой.

— Мы сделали все, что смогли, — тихо сказал он, — а когда госпожи Катарины так нигде и не оказалось, решили скорее сообщить об этом вам.

Хью молча смотрел на поленья, пылающие в очаге. Страх стальным кулаком сжал его сердце. То, что он услышал, заставило забыть обо всем. Он взял себя в руки. Что могло случиться с Катариной? Все, рассказанное Аврилом и Весли, указывало на то, что Катарина стала жертвой чьего-то коварного плана. Ясно было, что Катарина не могла просто уйти из аббатства, не захватив с собой даже теплой одежды. Аврил прав, она слишком умна для этого.

Хью вспомнил подробности своего разговора с королем. А что если Людовик решил вмешаться и сделать так, чтобы Катарина оказалась вне досягаемости Хью? Нет, эту вероятность можно исключить. Король не был тем человеком, который не уважает личные удобства. Он бы обязательно принял во внимание то, что у девушки могут быть вещи, которыми она дорожит, и разрешил бы ей собраться. К тому же Людовик всегда старался жить в ладу с церковью и папой, так что он обязательно поставил бы в известность настоятельницу аббатства. Хью тер виски, напряженно размышляя о том, кому может быть выгодно причинить Катарине вред. Никто не приходил ему в голову. Катарина была такой доброй, открытой девушкой. Все любили ее. Как можно желать зла такому чистому созданию?

Он закрыл глаза, пытаясь заставить себя не думать о худшем. Потерять ее сейчас, когда все недосказанности между ними исчезли… нет, только не это. Катарина, как живая, предстала перед его мысленным взором. Вот она верхом на своем коне на охоте в лесу недалеко от Авиньонского замка, в поле, с Амарантом на руке. Вот Катарина спит в кресле в комнате больного Теренса, сидит за столом, глядя, как Хью ужинает, скачет с веселым смехом по заснеженной равнине вместе с Аврилом. Он увидел ее глаза, с любовью и гордостью взиравшие на него, ее рыжие кудри, развевающиеся по ветру. И, наконец, он представил ее так, как видел в последний раз, когда она лежала обнаженная рядом с ним на мягких овечьих шкурах. Как прекрасна была она тогда, с разметавшимися по мягкой овчине волосами. Он вспомнил, как мерцали красноватые отблески пламени очага на безупречной шелковистой коже. Она спала в его объятиях, и на полуоткрытых губах ее блуждала счастливая улыбка. Катарина, его Катарина!

Никогда не чувствовал Хью ничего подобного тому, что ощущал той памятной ночью. Он не спал ни единой секунды — он лежал рядом и смотрел, смотрел на нее. В эти долгие ночные часы, обнимая свою спящую возлюбленную, он «понял истинную цену любви. Он осознал, что любовь нельзя положить в сундук и носить с собой, куда пожелаешь. Он знал теперь, что любовь — это в первую очередь самопожертвование, готовность отдать за любимого все, включая и жизнь.