Лора Бекитт - Исповедь послушницы (сборник)

В последующие дни Паола с трудом дожидалась момента, когда Армандо отправится на службу, после чего неслась в гостиницу как на крыльях. Она взяла у Хелки целебные травы и расспросила индианку, как готовить настойки и отвары.

Девушка вовсе не собиралась позволять Энрике вольности, но ей нравилось обращаться с ним как с неразумным и беспомощным ребенком, а он, как неразумный и беспомощный ребенок, умудрялся выманивать у нее небольшие, но ценные подарки.

Теперь их сближение шло куда быстрее, чем прежде. Через три дня они уже обращались друг к другу на «ты», держались за руки и без смущения болтали о всяких пустяках. Энрике рассказывал Паоле о том, что, согласно распоряжению Филиппа II, каретой с двумя лошадьми мог владеть только дворянин, четыре лошади дозволялось запрягать лишь в том случае, когда в карете сидел сам хозяин, а экипаж с шестеркой имели право использовать члены королевской семьи.

Девушка поведала Энрике о своих любимых цветах, о том, как в детстве выхаживала птенцов, оставшихся без родителей, как целыми днями играла в саду, который представлялся ей ни больше, ни меньше целым миром.

Однажды, дожидаясь прихода Паолы, Энрике не выдержал и заговорил о ней с Хосе, которого только отчасти считал слугой, а в целом относился к нему как к приятелю.

Они познакомились еще в Саламанке: Хосе был сыном небогатых дворян, которые выложили все, что сумели скопить, и отправили сына в университет. Для Хосе добывание куска хлеба было повседневной задачей. Вдоволь постояв в очереди за бесплатным супом, который раздавали при некоторых монастырях, он вскоре нашел более верный источник дохода: стал служить своему обеспеченному товарищу. Днем он разрывался между выполнением домашних и учебных обязанностей, а по ночам они с Энрике, случалось, вместе пускались на поиски небезопасных приключений.

– Что ты можешь сказать об этой девушке?

– Она прелестна. Правда, с первого взгляда довольно трудно понять, к какой среде она принадлежит: рыбка из океана простолюдинов или из озера избранных.

– Паола – сирота, дочь бедного идальго, живет с чудаковатым дядей и не менее странной служанкой. Ей не привили светских манер, и порой она ведет себя с простодушием и наивностью дикарки. Именно из-за неприкаянности Паолы я не намерен обижать ее. Будет лучше, если я поступлю с ней честно.

– Вы возьмете ее в свой дом?

– Да, я готов это сделать. Более того, я составлю бумагу, согласно которой в случае моей гибели на войне девушка будет обеспечена.

– Или когда вы решите жениться на другой? – осторожно произнес Хосе.

Энрике кивнул.

– Или если когда-нибудь я решу жениться.

Ниол выехал из Мадрида ранним утром, когда небо было расцвечено сказочно-нежными, розовыми и золотыми красками зари, над деревьями проносились стаи птиц, а воздух казался легким и сладким, как цветочный нектар.

Юноша был не очень уверен в успехе, но ему повезло: его пропустили во владения Энрике Вальдеса, и сам хозяин, выздоровевший несколько дней назад, вышел ему навстречу. Энрике был в бархатном берете, короткой куртке, облегающих ноги штанах и высоких сапогах. На поясе, на золотой цепочке, висел кинжал в богато инкрустированных ножнах.

Он провел Ниола в конюшню, где породистые лошади содержались в образцовом порядке и чистоте.

– Вот они, – сказал Энрике. – Выбирай.

Ниол медленно пошел по проходу, глядя на обитателей конюшни. Лошади косились на него блестящими темными глазами: одни – высокомерно, другие – с любопытством. Они помахивали длинными хвостами, прядали ушами, а он все шел и шел, пока не увидел ту, любовь к которой вошла в его сердце подобно огненной стреле. Ослепительно-белая, без единого пятнышка лошадь смотрела на него доверчиво и прямо, как ребенок смотрел бы на мать, а смертный – на Бога.

Ниол протянул руку и осторожно провел пальцами по атласной шее. Мимолетная нервная дрожь прошла по телу животного, но юноше почудилось, будто то было колебание, способное потрясти основы божественной вселенной.

Белая Лошадь. Он не сомневался в том, что это – знак судьбы.

– Я бы хотел оседлать вот эту кобылу. Можно?

Энрике внимательно смотрел на странного и, как сказал Хосе, опасного человека со смятенным выражением лица, которое тот не сумел скрыть, несмотря на напускную суровость. Смуглая и сильная рука, неуверенно и неловко гладившая лошадь, пронзительный взгляд быстрых черных глаз – все свидетельствовало о том, что этот юноша не мог поверить в свое счастье.

Энрике казалось, что он сам уже не способен испытывать столь сильные эмоции.

– Вообще-то, это моя любимая лошадь, но человеку, который спас меня от смерти, позволено все. Я прикажу вывести ее во двор.

– Как ее зовут? – прошептал Ниол пересохшими от волнения губами и нисколько не удивился, когда Энрике ответил:

– Мечта.

Лошадь оседлали и вывели на изумрудную лужайку. Конюх, которому поручили это сделать, смотрел на Ниола с нескрываемым пренебрежением, но юноша ничего не замечал. Все его внимание было обращено на Мечту, тело которой казалось воплощением земной силы и небесного жара, средоточием нервного ожидания. Кобыла могла быть столь же гордой и неприступной, как ее хозяин, могла не понять и не принять стремлений Ниола.

Ниол действовал интуитивно, подобно тому, как подросшая птица впервые расправляет крылья, и Мечта послушалась неопытных рук юноши, откликнулась на его безмолвный восторженный зов. Да, она была горда, но то была гордость существа, тоскующего по истинной свободе.

Ниол не просто оторвался от земли, он словно взлетел на небо. Лошадь превратилась в божественный инструмент, на котором играет ветер, в невесомое существо, бегущее по мостику, опорами которому служили законы, поддерживающие хрупкое равновесие мира. В великое создание, чья сила равна сокрушительной мощи урагана.

Перед мысленным взором Ниола представали беспредельные пространства, завораживающие своей удивительной красотой, околдовывающие непостижимой тайной. То был мир других измерений и иных законов, мир бизонов, чье дыхание похоже на дуновение мощного ветра, мир высоких гор, чьи очертания тонут в предрассветном тумане.

Ниол слушал советы конюха и Энрике, и ему чудилось, будто он вспоминает нечто слегка подзабытое; их слова как будто стирали пыль с огромного блестящего зеркала, в котором он мог видеть себя, истину и свою судьбу.

– Ты правда впервые ездил верхом? – спросил Энрике, когда по-детски счастливый юноша вел Мечту в конюшню.

– Да.

– Тогда у тебя талант, парень!

– Эта лошадь продается? – В голосе Ниола сквозила безумная надежда.

Энрике рассмеялся.

– Нет. Но даже если бы она продавалась, тебе за всю жизнь не заработать таких денег. – И, подумав, добавил: – Не хочешь работать у меня? Я не обижаю преданных мне людей. Ты будешь сыт и доволен.