Джуд Деверо - Укрощение

— Что это? — спросил он.

— Милорд, эта корова ела ваши овощи.

Лорд Стервятник погладил животное по голове.

— Коровы должны есть, — объявил он и грозно уставился на крестьянина: — А ты? Ты ел мои овощи?

— Только кусочек репы, который выпал из пасти коровы, — признался мужчина.

— Повесить его! — приказал лорд Стервятник, и его покрытые шрамами рыцари устремились на сцену.

Мужчина упал на колени.

— Но, милорд, мне нужно кормить шестерых детей. Сжальтесь надо мной.

Лорд Стервятник обратился к рыцарям:

— Повесить всю семью. Меньше голодных ртов придется кормить.

Рыцари поволокли мужчину в глубь сцены и надели ему петлю на шею. Он стоял рядом с остальными жертвами и леди в белом.

Леди оглядела несчастных и печально покачала головой.

На сцене показались две хорошенькие пухленькие девицы, в которых Лайана распознала Тьюзди и Терсди. Публика, особенно мужчины, стала приветственно орать и свистеть, а наложницы всячески извивались и изгибались, стараясь показать свои соблазнительные тела. Лайана украдкой взглянула на Рогана. Тот сидел неподвижно, как статуя, не сводя глаз со сцены.

Повинуясь инстинкту, она взяла его руку, и, к ее удивлению, он крепко сжал маленькую ладонь.

А в это время лорд Стервятник замер при виде наложниц и тут же набросился на них, распахивая на бегу плащ. Все трое покатились по полу.

При виде этого леди в белом словно ожила. Она терпела, когда муж игнорировал ее на свадьбе, вытряхивал монеты и повесил человека за ничтожный проступок, но, увидев других женщин, просто взбесилась.

Она сорвала белое платье, под которым оказалось красное. Из-за бочки с деревом вынула красный головной убор в виде языков пламени и нахлобучила на белый парик.

— Огненная леди! — восторженно завопила публика.

Одетая в красное Огненная леди выхватила связки соломы из-под ног старухи и стала бросать их в катающихся по сцене любовников. Женщины с воплями вскочили, делая вид, будто сбивают огонь с одежды и волос, и удрали за сцену.

После этого Огненная леди глянула на лорда Стервятника и вынула из кармана большой ошейник, который надела на шею мужа. Взялась за поводок и повела лорда со сцены.

Люди кричали, хохотали. Вскакивали с мест, танцевали, а тем временем все мертвецы ожили. Шестеро сыновей Рогана вышли на сцену и набросили сети с нашитыми на них цветами на голые деревья, словно даже растения возродились к жизни.

Актеры на сцене запели, и тут появилась Огненная леди, ведя на поводке лорда Стервятника, который следовал за ней на четвереньках. Он пытался откинуть плащ, чтобы показаться публике, но Огненная леди огрела его по голове, и он тут же успокоился.

Наконец занавес закрылся, публика перестала вопить и смеяться, и все стали расходиться. Только Роган и Лайана сидели неподвижно, взявшись за руки.

— А крестьяне не так уж просты, какими их считают, — вымолвила Лайана.

Роган повернулся к ней. Судя по взгляду, он полагал, что это еще слабо сказано.

Зрители вставали со скамей, смеясь, хлопая друг друга по спинам, вспоминая одну сцену за другой.

— Видел, как…

— А когда…

Лайана и Роган продолжали сидеть, держась за руки, пока на скамьях никого не осталось.

Постепенно шок сменился гневом. За последние недели она рисковала гневом мужа ради этих людей, из кожи вон лезла, чтобы они были сыты и одеты. А они отплатили ей… этим смехотворным фарсом.

Она с новой силой сжала руку Рогана.

— Мы вернемся и приведем твоих людей, — произнесла она, чувствуя, как бьется кровь в висках. — И накажем этих неблагодарных негодяев! Они воображали, будто видели гнев Перегринов? Посмотрим, что будет, когда я покончу с ними.

Роган ничего не ответил и казался скорее задумчивым, чем сердитым.

— Ну? — продолжала она. — Ты не хотел идти и был прав. Мы вернемся, и…

— Кто играл лорда Стервятника? — перебил Роган.

— Похож на одного из бастардов твоего отца! — отрезала Лайана. — Может, мне вернуться одной?

Она встала и хотела уйти, но он ее не пустил.

— Я голоден. Как по-твоему, тут продают еду?

Лайана молча раскрыла рот. Минуту назад он отказывался расстаться с несколькими пенни, чтобы купить им еду.

— Пьеса не разгневала тебя?

Он безразлично пожал плечами, но в глазах было нечто странное… и Лайане очень хотелось узнать, что именно.

— Я никогда не убивал людей, поедавших моих крыс, — почти вызывающе объявил он. — Пусть хоть подавятся ими!

— А как насчет того, чтобы пускать коровий навоз на растопку? — тихо спросила Лайана. Она стояла между его мускулистых ног, и он по-прежнему держал ее руку. И этот жест был более интимен, чем несколько их коротких соитий. Он сказал, что пьеса не тронула его, но, судя по виду, говорил неправду.

— Я никогда и никого не убивал за это, — повторил он, глядя в пространство, — но навозом удобряют поля.

— Понятно. Порка?

Роган не ответил, но, похоже, слегка покраснел. В этот момент она испытывала к нему нечто вроде материнских чувств. Он не был жестоким человеком, человеком, который наслаждался, убивая и мучая людей, получая удовольствие от их страданий. Просто пытался защитить семью и обеспечить ее всем возможным для нормального существования.

— Я ужасно голодна, — улыбнулась Лайана, — а неподалеку есть лоток с пирожными. Может, пирожные и пахта утолят наш голод.

Он позволил ей увести его. Ей очень хотелось знать, о чем он думает. Когда он полез за пазуху грубого крестьянского одеяния, вытащил маленький кожаный мешочек и дал торговцу несколько пенни за пирожные, Лайана была вне себя от радости. Конечно, трудно сказать наверняка, но она сомневалась, что прежде он тратил деньги на женщин. Кроме пирожных, он купил большую кружку пахты, одну на двоих, и они медленно пили, а торговец терпеливо ждал, пока ему вернут кружку.

Наевшись, Лайана обнаружила, что уже не так сильно злится на крестьян. Мало того, вспоминая пьесу, даже улыбалась. Она никогда бы не подумала, что крестьяне могут быть так отважны, и так честны.

— Они могут быть не правы насчет твоего характера, но уж насчет твоих физических достоинств — все чистая правда! — неожиданно воскликнула она.

Сначала он не понял, о чем она, но, вспомнив гигантское соломенное достоинство лорда Стервятника, ощутил, как кровь бросилась ему в лицо.

— У тебя слишком острый язык, — сухо сказал он, желая приструнить дерзкую девчонку.

— Если я правильно запомнила, тебе нравился мой язык.

— Женщина не должна говорить о подобных вещах, — строго заметил он, но глаза его выдали.

Судя по взгляду, она разожгла в нем чувственность.

— Ты в самом деле спишь с уродливыми женщинами? Уродливыми, но грудастыми или толстозадыми?