Елена Арсеньева - Лаис Коринфская. Соблазнить неприступного

— Да что же мне было делать?! — возмущенно вскричала Маура. — Вы, мужчины, не знаете, но они, — Маура подбородком указала на Лаис и Элиссу, — они-то отлично знают, что такое и сколь важно для аулетриды выпускное испытание! Да мы должны исполнить его любой ценой!

— Да, — сказала Лаис, опуская голову. — Любой ценой… И я не виню тебя за то, что ты пыталась это сделать, Маура! Но ты виновна в том, что пыталась спасти свою жизнь ценой другой жизни! Ты как-то ухитрилась узнать, что у Элиссы есть ребенок, которого она скрывает от всех, потому что иначе ее выгонят из школы гетер. Ты угрожала, что всем расскажешь об этом, а если Элисса пожалуется на тебя верховной жрице, ты убьешь ее ребенка! И она, запуганная тобой, делала все, что ты хочешь…

— Лаис, прости меня! — зарыдала Элисса. — У тебя нет детей, и ты не можешь понять, что такое для матери — жизнь ее малыша. Я так любила его отца! Мы бы поженились, да он ушел в море и не вернулся. Кто кормил бы нас с сыном? Я знала, что гетеры зарабатывают хорошо. Я продала все, что могла, чтобы собрать взнос в школу. Как болела моя душа после смерти Гелиодоры! Сколько слез я пролила, сколько жертв принесла ее памяти! Наконец мои дела стали как-то налаживаться, мой сын не знал отказа ни в чем, я мечтала отдать его в гимнасий… Но ты, Маура, захватила мое место на стене Керамика, которое стоило мне так дорого, да еще и выбила мне зубы! Неужели я никогда не смогу избавиться от тебя? Неужели ты вечно будешь портить мою жизнь и не только мою?!

— Нет, Элисса, — сурово сказала Лаис. — Маура получит по заслугам. Скажи, Порфирий, — обернулась она к толстяку, — готов ли ты повторить перед архонтом и всем ареопагом все, что рассказывал нам, — о том, как кинеды решили отомстить обманувшей их аулетриде, но вместо одной убили другую?

— И не забудь еще рассказать архонту и всему ареопагу о бедняжке Подарге, которого вы довели до смерти своими ласками! — издевательски хохотнула Маура.

Порфирий только ахнул, беспомощно переводя глаза с Мауры на Лаис.

— Нет, я никому ничего не стану говорить! — пробормотал он.

— Жалкий трус! — махнул рукой Клеарх. — Мы и без тебя можем оправдать Лаис. У нас есть свидетели, слышавшие, как один человек рассказывал истинную правду о том, что случилось!

— Да кто вас будет слушать! — протянула Маура. — Эта мерзкая девка умудрилась бежать из темницы кошмаров, нарушив приговор верховной жрицы и ареопага! За это она тоже должна быть наказана!

— Порфирий, даю тебе клятву, что, если ты выступишь в защиту Лаис, ни слова о Подарге не будет сказано, — взволнованно проговорил Клеарх.

— Ну, если вы об этом промолчите, то я не буду молчать! — закричала Маура. — Он был мне как брат… Он помог мне спастись… Я не позволю, чтобы его убийцы избегли наказания!

— Ах ты лживая тварь… — протянул Порфирий, от возмущения разводя руками.

— Не слушай ее, Порфирий, — отмахнулся Клеарх. — Она не выйдет из этого дома. Убийцы Гелиодоры понесут наказание — но первой будет очередь этой гнусной девки.

— Что?.. — протянула Маура вдруг севшим голосом. — Вы собираетесь убить меня? Нет! Вы не посмеете! Отпустите меня! Я никому ничего не скажу! Никому и ничего! Я буду молчать! Клянусь… Я клянусь…

Захлебнувшись слезами ужаса, она перекатилась на колени и поползла к Лаис, умоляюще воздевая руки, называя ее самыми ласковыми именами, униженно выпрашивая пощаду.

Лаис отпихнула ее ногой и уткнулась в грудь Клеарха. Тот легонько целовал ее в висок и поглаживал по голове.

Неокл тяжело вздохнул, глядя на них.

Левая щека Лаис горела, будто к ней поднесли факел. Но это не факел, это всего лишь взгляд Мауры… Если бы можно было убивать взглядом, Лаис давно уже была бы мертва!

— Знаете, о чем я мечтала? — глухо проговорила она, слегка повернув голову, чтобы избавиться от этого злобного взгляда. — Я выдумывала самые страшные казни, которым подвергну Мауру. То мне хотелось медленно душить ее, чтобы она мучилась и долго умирала. То я хотела отдать ее самым гнусным и грязным трибадам, которые измывались бы над ней баубонами до тех пор, пока она не испустит дух. То я хотела бросить ее изголодавшимся по женской плоти рабам, которые насиловали бы ее, пока она не умрет. Не было такой гнусности, которая была бы слишком гнусной для этой гнусной твари! А сейчас я хочу только вернуться в Коринф оправданной. Но не желаю ради этого пачкать руки в крови — даже если это будет кровь Мауры!

Она отстранилась от Клеарха и взглянула на тихо стонавшую от ужаса фессалийку.

— Поклянись мне проклятьем Аида, что, если я отпущу тебя, ты немедленно покинешь Коринф и никогда не ступишь больше на его землю, — сказала Лаис. — Если ты дашь такую клятву, я отпущу тебя.

— Я клянусь! — радостно закричала Маура. — Клянусь чем хочешь!

— Она поклянется чем угодно, но нарушит эту клятву, выйдя за порог! — с ненавистью сказал Неокл.

— Я знаю, что ей нельзя верить, — кивнула Лаис, — но послушай, Маура: сейчас же, немедленно ты будешь вывезена за пределы Коринфа. А мы отправляемся к архонту и рассказываем о том, кем и по чьей вине была убита Гелиодора. И знаешь, кто будет назван главной убийцей? Ты.

— Но ведь это ложь… — возмущенно протянула Маура.

— А разве ты не лжешь на каждом шагу?

— Да кто тебе поверит…

— Поверят Порфирию, поверят Элиссе и вон тем негодяям. Чтобы спасти свои никчемные жизни, они будут повторять все, что я им прикажу. И после этого никто не поверит ни одному твоему слову, Маура! Тебя даже не станут слушать, а распнут на городской стене. Поэтому… Советую тебе лучше выполнить эту клятву!

— Но я… Я должна забрать свои вещи… — залепетала Маура. — Мне нужно зайти домой, взять…

— Ты никуда не зайдешь, — прервала Лаис. — А с собой возьмешь только свою жизнь. На тебе надето достаточно драгоценностей и золота, чтобы заплатить за дорогу в Фессалию. Прощай… И горе тебе, если хотя бы тень твоя мелькнет близ Коринфа!

Не успела Маура ахнуть, как рабы по знаку Лаис набросились на нее, связали, заткнули рот, сунули в носилки и спешной рысцой ринулись к городским воротам, выходящим на северо-восточную дорогу. Потом, отойдя на приличное расстояние, они небрежно вывалили Мауру из носилок на дорогу, развязали ей затекшие, онемевшие рук и ноги — и поспешно отправились в город.

С трудом приоткрыв глаза, ничего не видя от слез и расплывшейся краски, она пробормотала:

— Я отомщу, клянусь Аидом!

И лишилась сознания.

Как только Мауру уволокли, Лаис сама развязала руки и ноги Порфирию и Элиссе.

— Иди домой, — тихо сказала она перепуганной молодой женщине. — Ты свободна! Но мне понадобится твое свидетельство о том, что именно Маура заставила тебя остричь Гелиодору.