Елена Арсеньева - Лаис Коринфская. Соблазнить неприступного

Тем временем утонул во время бури у берегов Эфеса Неокл. Ушли на поля асфоделей Артемидор и Клеарх…

Давно умерла Кирилла, да и верховной жрицей школы гетер стала уже другая Никарета.

Лаис покинули все, кого она любила.

И лучшая коринфская гетера решила, что ее жизнь тоже кончена…

Она все чаще приходила на могилу Гелиодоры, гладила рукой плиту с надписью: «Прекрасная Гелиодора, подруга Лаис, жертва коварства Мауры» — и думала, что пора бы уже сочинять и надпись для собственного надгробия. Только кто придет сюда вспомнить о ней и принести жертву ее тени?

Как Лаис жалела теперь, что у нее не было детей! Она оставалась одна. Правда, Нофаро и Дарей, у которых, кроме Дороса (он жил поочередно то в Мегаре, то в Эфесе, а теперь стал наследником Неокла и окончательно перебрался в дом своего деда), было еще пятеро детей, не забыли Лаис и звали ее к себе в Мегару. И Лаис все чаще думала, что, наверное, надо и впрямь поехать туда, выстроить себе дом над бухтой Нисея и жить поблизости от людей, которые одни только и остались от ее прошлого.

И вот однажды в Коринф приехал юноша из Фессалии по имени Хризос…

…Хризос все не появлялся. Однако и гарпии перестали швыряться камнями. Наверное, устали и присели отдохнуть.

Лаис облегченно перевела дух, устроилась поудобнее под прикрытием колонн и стала смотреть на дальний луг, откуда должен был прийти ее несравненный возлюбленный.

О цветущие луга Фессалии!.. Ничего подобного не видела Лаис в жизни, а она прожила достаточно, чтобы пресытиться виденным. Эти луга, исполненные красок и ароматов, и, конечно, Хризос, неодолимая страсть к нему, по сравнению с которой все прочее, ею испытанное, казалось лишь бледными лунными лучами по сравнению со жгучим солнцем (о это великое и безжалостное свойство любви — затмевать прошлое!), — вот что вывело ее душу из дремотного оцепенения, вот что заставило ощутить себя молодой, пылкой, безрассудной — и снова полюбить жизнь.

О Хризос, дитя Афродиты! Клянусь, вы с Эросом братья,

Но он разит нас стрелами любви к другим —

Ты же тратишь все стрелы на то, чтобы сердца поразить

Любовью к себе одному!

Так сказала ему Лаис — и этих слов оказалось достаточно, чтобы у Хризоса раскрылись глаза. Он увидел и красоту, и обольстительность, и ум — и пал к ее ногам, так что Лаис вновь ощутила себя первой красавицей и первой гетерой Коринфа.

Она с нетерпением ждала ночи, которая сделает Хризоса рабом Лаис и рабом лона Лаис, какими всегда становились все ее поклонники.

Однако он не пришел. Он исчез…

Наутро Лаис получила письмо. Это было письмо не мужчины, а мальчишки, испуганного тем вожделением, которое она в нем пробудила, испуганного тем смятением, которое поселилось в его сердце.

А больше всего его испугали ее годы. Она годилась ему в матери, она была старше его почти на двадцать лет!

Лаис в ярости разорвала письмо в клочки и пролила столько слез, сколько не проливала их, чудилось, за всю жизнь. А потом засмеялась.

Она смеялась над Хризосом, который отказался от счастья, за которое другие мужчины готовы были отдать не только деньги, но и жизни. А Лаис предлагала ему это счастье даром! Она готова была осыпать его этим счастьем, как некогда влюбленные мужчины осыпали ее лепестками роз и золотыми монетами, когда она танцевала перед ними, а они кричали наперебой:

— Лаис Каллипигоя! Лаис, о Лаис!

Лаис смеялась долго, но смех скоро сменился унынием.

Вот теперь она точно решила покинуть Коринф!

Дом в Мегаре был куплен, почти все свои вещи Лаис отправила туда. Не сегодня завтра она должна была уехать и сама, как вдруг пришло новое письмо от Хризоса!

Совсем другое письмо, полное такой любви и нежности, от которых Лаис снова заплакала — на сей раз счастливыми слезами. Он писал, что горько раскаивается в своем малодушии, что страстно любит Лаис и больше не может бороться с этой любовью, что жаждет заключить возлюбленную в объятия, однако он болен и не может приехать в Коринф. И у него нет сил ждать своего выздоровления, он даже боится умереть и больше никогда не увидеть Лаис! О, если бы она сама могла приехать… он был бы счастливейшим человеком в Ойкумене!

Лаис умчалась из Коринфа с такой невероятной быстротой, словно у нее выросли крылья. Вернее, крылья выросли у того корабля, который она наняла, чтобы добраться до Фессалии морем: морские путешествия были ей знакомы с ранней юности и она любила море.

Ее корабль пристал к берегу в Волосе, а оттуда она наняла носильщиков, чтобы ее доставили к храму Афродиты, где ей назначил свидание Хризос. Да, сначала это показалось Лаис прекрасным предзнаменованием, однако чем дальше она продвигалась к храму, тем медленней шли носильщики. Наконец они отказались следовать дальше, потому что испугались женщин.

— Женщин?! — засмеялась Лаис.

— Да ты только посмотри, госпожа…

Она выглянула из-за занавесок своих носилок — и тотчас отпрянула внутрь с криком ужаса. Почудилось, будто к ней со всех сторон слетаются жительницы Аида или гарпии: уродливые, иссохшие, ужасно одетые, какие-то косматые…

Носильщики бросились бежать с криком:

— Спасайся, госпожа! Они забьют тебя камнями!

Лаис высунулась и снова отпрянула — камень ударил ее в плечо. В руках у всех этих уродин были камни, и в подолах они несли камни!

Если сидеть на месте, так наверняка погибнешь!

Лаис выпрыгнула из носилок и в ужасе огляделась. И отлегло от сердца, когда увидела невдалеке беломраморные развалины старинного храма с колоннами.

Вот он, храм Афродиты! Любимая богиня спасет ее! И, конечно, Хризос уже ждет!

Лаис припустила к храму, изредка оглядываясь и в гневе наблюдая, как мерзкие гарпии треплют ее разбросанные вещи, тупо разглядывая роскошные одежды, а потом отбрасывают их с ненавистью и отвращением.

Уворачиваясь от камней и проклятий, выкрикиваемых со страшной ненавистью, Лаис влетела под защиту колонн и села на пол, оглядываясь.

Хризоса еще не было, но он, конечно, сейчас придет!

Однако время шло, а он не появлялся. Что-то случилось? И что же делать? Эти безумные твари не уходят, только снова и снова выкрикивают проклятия.

У Лаис мелькнула ужасная мыль, что Хризос нарочно заманил ее сюда, чтобы погубить. Знал, что она ринется за своей любовью в огонь и воду!

О, какой мучительной была эта мысль…

А между тем гарпии начали приближаться к колоннам. Лица их были мрачны, неумолимы и свирепы. Да, они из числа тех, для кого Лаис — гетера Лаис! — первый враг женщин, потому что она отвращает мужчин от скучного семейного очага и побуждает их изливать свое семя не ради оплодотворения женского лона, а ради наслаждения, которое кажется несчастным женам отвратительным. Да ведь они этого наслаждения никогда не знали, оттого и ненавидят Лаис, и завидуют ей!