Уйда - С волками жить...

Мать, уже облеченная в изящный утренний капот бирюзового цвета, раскрыла объятие, приняла в них дочь и напечатлела поцелуй на лбу ее.

— Дорогое дитя мое, — прошептала она, — у меня есть для тебя новость, новость, которая меня несказанно радует, Верэ.

— Да? — промолвила дочь, стоя перед нею с широко раскрытыми глазами.

— Очень, очень радует, так как обеспечивает твое счастие, — продолжала мать. — Может быть, ты и догадываешься в чем дело, дитя, даром что так молода, и почти не знаешь, что такое: любовь. Верэ, мой старый друг князь Зуров просил у меня твоей руки.

— Мама! — Верэ сделала шаг назад, и остановилась. Безмолвное изумление, полное недоверие, невыразимое отвращение отразились на лице ее.

— Ты удивлена, милочка, — продолжала, между тем, лэди Долли самым любезным тоном, — понятно, ты такое дитя. Но, подумав с минуту, ты увидишь, как лестно для тебя это предложение, ты…

— Мама, — снова вскрикнула девушка, и на этот раз то был крик ужаса.

— Не повторяй, сделай милость: мама, мама! — ты знаешь, что я это ненавижу! — заговорила лэди Доли уже более естественным тоном. — Ты такая глупенькая, придумать не могу, что он в тебе нашел, но что-нибудь да нашел же, если хочет на тебе жениться. Это очень хорошая и выгодная партия, Верэ, — лучшей и желать нечего.

Лэди Долли остановилась на минуту, желая перевести дух, и подалась слегка вперед, чтобы снова поцеловать дочь, но Верэ отшатнулась от нее, глаза ее потемнели от гнева, губы дрожали.

— Князь Зуров — не благороден, — тихо, но с горечью проговорила девушка. — Он знает, что я ненавижу его и считаю дурным человеком. Как же смеет он так оскорблять меня!

— Оскорблять тебя! — почти вскрикнула лэди Долли. — Да ты с ума сошла или нет? Человек, за которым пол-Европы гонялось в течении пятнадцати лет!.. Да и когда почиталось предложение оскорблением, желала бы я знать?

— По-моему, оно может быть величайшим, — по-прежнему тихо проговорила Верэ.

— «По-твоему», «ты думаешь», да что ты такое, чтобы сметь думать? Скажи лучше, что ты поражена, это пожалуй естественно. Ты не замечала, что он влюблен в тебя, хотя все это видели.

— Не говорите таких ужасов!

Румянец залил щеки девушки, она закрыла глаза руками.

— Ты просто смешна, — с нетерпением заговорила мать, — и если только не играешь комедии — то ты совершенная идиотка. Не серьёзно же ты говоришь, утверждая, будто человек, предлагающий тебе занять положение, на которое пол-Европы точило зубы, оскорбляет тебя.

— Если знает, что я не выношу его, то, конечно, оскорбляет, — с сверкающими глазами проговорила Верэ. — Передайте ему это от меня. О, мама, мама! как могли вы позвать меня, чтобы заставить слушать подобные вещи! Я не хочу выходить замуж. Отпустите меня в Бульмер. Ни я не создана для света, ни свет для меня.

— Что правда, то правда, — воскликнула мать, чувствуя, что ее что-то словно душит за горло. — Тем не менее ты вступишь в свет под именем княгини Зуровой. Эта партия мне по душе, а меня не легко заставить отказаться от того, чего я раз пожелала. Твои комедии я ставлю ни во что. В шестнадцать лет все девушки глупы и болтливы. Я такая же была. Слава Богу, что тебе так посчастливилось. Я совершенно отчаивалась. Ты хороша, это правда, но за то — старомодная, неприятная педантка! Вдобавок у тебя нет гроша за душой — понимаешь ли ты это?..

— Довольно, мама, — громко и твердо проговорила Верэ. — Можете передать от меня князю Зурову, в каких выражениях вам будет угодно, что я за него замуж не пойду. Не пойду, и только.

Затем, прежде чем мать успела раскрыть рот, она собрала свои цветы, и вышла из комнаты.

С завтраку лэди Долли сошла одна, и, конечно, поручение дочери не исполняла, а только просила Зурова подождать окончательного ответа, говоря, что девушка смущена, взволнована, и даже сама себя не понимает хорошенько. Верэ между тем написала своему претенденту сухой, но вежливый ответ, и поручила горничной отнести ему письмо; та, зная порядки, отнесла его Адриенне, которая, в свою очередь, вручила его леди Долли. Осторожная маменька письмо сожгла, дочери не сказала ни слова, и повезла ее на несколько дней гостить к какой-то своей приятельнице, дав Зурову слово вернуться к балу, который он собирался дать в честь принца Валлийского, обещавшего посетить его замок. Во все время своего отсутствие, лэди Долли без устали приставала в дочери, убеждая ее согласиться, уверяя, что ее записка не могла произвести на Зурова никакого серьёзного впечатление, что он просто счел это за детскую выходку и пр. Верэ по прежнему оставалась непоколебимой. На подмогу матери явилась лэди Стот; с первых же слов девушка поняла, в чему она клонит, и остановила ее вопросом:

— Мать моя прислала вас? — затем прибавила: — будьте так добры, лэди Стот, передайте ей, что все это ни к чему не поведет: я за князя Зурова замуж не пойду.

— Нехорошо так говорить, душа моя. Если я пришла толковать с вами, то это единственно в ваших интересах. Много видала я молоденьких девушек, губивших всю свою жизнь из-за того только, что не хотели во-время подумать.

— Я думала.

— Думали, как думают в шестнадцать лет, но я не то хочу сказать; я желаю, чтобы вы взглянули на вопрос сквозь очки моей опытности и привязанности, а равно — опытности и привязанности вашей матери. Вы еще очень молоды, Верэ.

— Шарлотта Корде была почти так же молода, как я, Иоанна д'Арк — тоже.

— Не знаю, к чему вы их припутали, но если б они обе вышли замуж в шестнадцать лет, — им это было бы весьма полезно. Вы теперь девочка, дитя мое, совсем маленькая девочка. Вам дозволяется носить один жемчуг. Вы не представлены ко двору. Вы — ничто. В обществе таких девушек как вы — сотни. Не выйди вы замуж, вас, в двадцать лет, будут считать старухой и станут говорить: ах, она давным-давно выезжает, она уж не молода , и что всего хуже — вы начнете это чувствовать; тогда вы будете рады выйти замуж за кого попало, а ужаснее этого ничего быть не может. Вы пойдете за младшего сына какого-нибудь баронета, за секретаря миссии, отправляющегося в Гон-Конг или Чили, за кого случится, лишь бы не видать более своего лица в зеркалах большой залы. Если же вы выйдете замуж рано и хорошо, все эти ужасы минуют вас, тогда вы будете носить брильянты, будете сами себе госпожой, пожалуй приобретете серьезное значение в обществе в то время, как ваши современницы еще будут считаться дебютантками и носить беленькие платьица, у вас будут дети — вот вам и серьезный интерес, у вас будет все, что есть лучшего в жизни. Лучший художник напишет ваш портрет, а Ворт будет одевать вас. И все эти блага выпадут вам на долю единственно потому, что вы вышли замуж рано, и вышли хорошо. Душа моя, для девушки подобный брак — то же, что для юноши — война, первая битва.